Уже после войны, 21 июня 1946 года, государственный секретарь США Бирнс пригласил Молотова на обед в парижскую гостиницу «Мерис».
«Предложив тост за тов. Сталина, Бирнс спросил, как чувствует себя тов. Сталин. Тов. Молотов ответил, что тов. Сталин чувствует себя хорошо. Вообще тов. Сталин обладает очень крепким здоровьем. Конечно, он чувствовал некоторое утомление после войны, особенно от напряженной работы в первый период войны. Но отдых осенью прошлого года помогтов. Сталину полностью восстановить свои силы, и сейчас тов. Сталин чувствует себя очень хорошо…
Бирнс хотел спросить Молотова, как решает генералиссимус Сталин внешнеполитические вопросы. Решает ли он их единолично?
Молотов ответил, что для решения крупных внешнеполитических вопросов в СССР существует целая коллегия. Генералиссимус Сталин очень любит советоваться с людьми. Он, Молотов, не может знать всех дел в деталях. Поэтому генералиссимус Сталин советуется не только с ним, Молотовым, но и со специалистами по различным вопросам».
Бирнс попросил Молотова назвать тех лиц, с которыми Сталин советуется. Молотов назвал Вышинского, Деканозова, Лозовского, Литвинова и Майского.
«У Лозовского, — вспоминал американский посол Смит, — репутация в дипломатическом корпусе человека, с которым трудно иметь дело, но я нашел его вполне приятным и более готовым к сотрудничеству, чем его коллеги. Он единственный сотрудник Наркоминдела, помимо Молотова, который быстро решал вопросы или давал позитивный ответ, не откладывая это на потом».
11 июня 1946 года Лозовский, приняв американского посла, пометил в записи беседы:
«Смит мне сделал сомнительный комплимент, сказав, что в противоположность тому, что он обо мне слышал, со мной легче разговаривать, чем с некоторыми моими коллегами. Я не обратил внимания на эту выходку, и он понял, что сказал не то, что следует».
Американский посол явно не понимал, насколько похвала американского дипломата опасна для советского чиновника.
«Меня перевели помощником в секретариат замнар-кома Соломона Абрамовича Лозовского, человека поразительной эрудиции, занимавшегося Дальним Востоком, — пишет в своих мемуарах Татьяна Кудрявцева. — Это был необыкновенно приятный, мягкий, обходительный человек с энциклопедическими знаниями, к которому можно было обратиться с любым вопросом. И это был чрезвычайно гуманный человек…»
Татьяне Алексеевне и пришлось переводить беседы Лозовского с американским послом.
«Генерал Беделл Смит, типичный армейский генерал, рубака-парень, грубый и чванливый, — пишет Кудрявцева, — пришел, развалился в кресле, закурил сигару и стал что-то бормотать. Я не могла разобрать ни слова… Обозлившись, я сказала:
— Господин посол, выньте, пожалуйста, сигару изо рта — я вас не понимаю.
По ходу беседы он попросил разрешения поставить у ворот посольства рядом с нашим милиционером американского морского пехотинца — пусть он-де проверяет документы у американцев, а милиционер — у советских граждан. Лозовский тут же сказал:
— Господин, да, пожалуйста.
Беделл Смит был явно доволен тем, что все так быстро решилось: он наверняка слышал, что с русскими не договоришься, а тут вопрос был решен в несколько минут».
Это решение дорого обошлось Лозовскому. Татьяна Кудряцева присутствовала при его телефонном разговоре со Сталиным. Она заметила, как у Лозовского меняется лицо.
— Но, Иосиф Виссарионович, это же такая мелочь. Ну, извините, я не подумал, что надо согласовать с вами. Больше такое не повторится. Прошу меня извинить…
А через несколько дней Лозовский вызвал Кудрявцеву и попросил помочь упаковать его книги. Она спросила:
— Вы что, решили перевести библиотеку домой?
Он ответил:
— Я больше здесь не работаю…
Соломон Лозовский был арестован в январе 1949 года и в августе 1952 года расстрелян.
«Деканозов, — писал тот же Смит, — в основном отвечал за британские дела, поэтому я мало с ним имел дело, за исключением тех случаев, когда в отсутствие Молотова и Вышинского он руководил министерством. Он маленького роста, бледный блондин с голубыми глазами. Лично я его оцениваю негативно…»
Владимир Деканозов был соратником Берии и в Наркомат иностранных дел перешел из НКВД. В конце 1940 года он сопровождал Молотова в Берлин и остался там полпредом с сохранением должности замнаркома. После начала войны весь состав советского посольства вернулся на родину через Турцию, и Деканозов приступил к своим обязанностям в Наркомате иностранных дел. Чувствуя поддержку Берии, он вел себя уверенно: смело решал любые вопросы, давал указания послам. Ему же подчинялись кадровые и финансовые подразделения наркомата.
Вышинскому не могло нравиться, что Деканозов вмешивается в его епархию, но Андрей Януарьевич никогда не проявлял своего недовольства. Он боялся Деканозова, как и всех людей из чекистского ведомства.
«В НКИД шло негласное состязание за то, кто будет первым по влиянию на Вячеслава Михайловича, — вспоминал Владимир Семенов, — Деканозов или Вышинский. Первый был силен близостью к органам и лично к Берии, второй — юридической подготовкой и способностью быстро ориентироваться и формулировать. Пока шло формирование аппарата НКИД, на первом плане был Деканозов, который отличался способностью замечать перспективных людей и двигать их без табеля о рангах, но был груб и окончил только первый курс мединститута. Потом выдвигался на первый план Вышинский, отчаянно борясь с Деканозовым».
Владимир Георгиевич Деканозов возглавлял приемную комиссию на факультете международных отношений Московского университета. Факультет был создан постановлением Совнаркома в разгар войны, 31 августа 1943 года. Уже через год решением правительства факультет преобразовали в самостоятельный Московский государственный институт международных отношений (МГИМО), подчиненный Наркоминделу. Оба постановления подписал Молотов. В 1945 и 1946 годах нарком сам приезжал в МГИМО, встречался с преподавателями и студентами. МГИМО превратился в кузницу кадров МИД, здесь учились дети советской элиты. В кругах московской интеллигенции говорили, что МГИМО отучает быть искренним и приучает к конформизму…
Карьере Владимира Георгиевича Деканозова повредило увлечение слабым полом.
«В январе 1945 года, — пишет известный литературовед Чингиз Гусейнов, — Деканозов принимал на работу будущую тещу моего сына — Надежду Васильевну Дмитриеву, двадцатилетнюю, красивую, только что закончившую краткосрочные курсы при ЦК — такой был набор для проверенных комсомольцев. Учили немецкому языку, манерам обхождения. Война близилась к концу, требовались чистые наивные исполнители, направили в МИД. И вот она — в кабинете Деканозова, заместителя Молотова. Маленький, толстый он вышел ей навстречу из-за стола, взял за руку поздороваться и нагло так притягивает к себе. Она побледнела-покраснела, слегка отстранив его, чуть отодвинулась, он тут же отреагировал и уже вел себя нормально… — решила, что после такого ее не примут, но приняли. “Очень несимпатичным человеком был, — призналась…”
