Хоть она и приезжала ко мне, но писать тоже не переставала, еще присылала мне всякие книжки и статьи о том, как стать лучше. Она все время твердила мне, что молится, чтобы я исправился. Я и рад бы оставаться на свободе, но мои «отсидки» начались так давно, что я больше ничего не умел делать.
Наконец что-то у меня в голове щелкнуло, и я записался в программу, которая должна была помочь адаптироваться в нормальной жизни. Еще в тюрьме я ходил в школу и получил профессию. Потом закончил колледж и поступил в университет. Когда я вышел, мне удалось удержаться от глупостей. Я стал учиться дальше и получил диплом магистра в сфере социального обслуживания. Вот только жену я тем временем потерял. Поначалу, когда мы боролись с трудностями, все шло хорошо, а когда жизнь стала налаживаться, и мы уже почти достигли того, о чем так мечтали, Моника вдруг стала резкой и ершистой – все эти годы, несмотря на неурядицы, я ее никогда такой не видел. Она оставила меня именно тогда, когда счастье было совсем рядом. Я даже не знаю, где она теперь. Ее мать мне не говорит, и я, в конце концов, решил, что не стоит ее искать, если она не хочет со мной жить. Иногда я думаю, что Монике было гораздо легче любить представление обо мне, чем иметь меня рядом. Мы так любили друг друга, когда почти не бывали вместе, когда нас связывали только письма, редкие встречи и мечты о том, что будет однажды. А когда я стал воплощать в жизнь то, о чем мы мечтали, все развалилось. Чем больше налаживалась наша жизнь, тем меньше она ей нравилась. Думаю, она больше не могла меня жалеть.
Тяга Рассела к Монике
Из-за своего прошлого Рассел оказался не готов, эмоционально или даже физически, поддерживать с кем-то прочные отношения, основанные на любви и преданности. Большую часть своей жизни, активно стремясь чувствовать себя сильным и неуязвимым, он либо убегал, либо ввязывался в опасные затеи. Эти занятия отвлекали от ненужных мыслей и держали в постоянном напряжении – так он пытался спрятаться от отчаяния. Он подружился с опасностью, чтобы не чувствовать боли и беспомощности – следствий эмоционального предательства матери.
Когда Рассел встретил Монику, его очаровали внешняя мягкость, обаяние девушки и ее нежное отношение к нему. Она не оттолкнула его за то, что он «плохой», а с искренним интересом и глубоким сочувствием откликнулась на его проблемы. С самого начала она дала ему понять, что хочет быть с ним, и он очень скоро убедился в ее постоянстве. Когда он исчезал, Моника терпеливо ждала. Казалось, ей хватит любви, стойкости и выдержки, чтобы вынести все выходки Рассела. Может показаться, что Моника очень снисходительно относилась к Расселу и его поведению, на самом же деле все было совсем наоборот. Ни он, ни она не осознавали, что она могла быть с ним только до тех пор, пока его не было рядом. Находясь с Моникой в разлуке, Рассел нашел в ней идеальную пару, безупречную жену заключенного. Она с готовностью посвятила свою жизнь ожиданию и надеждам на то, что он изменится и тогда они смогут быть вместе. Жены заключенных, в том числе и Моника, – это, наверное, самый яркий пример слишком любящей женщины. Они совершенно неспособны к близости с мужчиной, а потому предпочитают жить в фантазиях, мечтая о том, как когда-нибудь их партнер изменится и будет с ними, – вот тогда они сполна вкусят радости любви. Но все это только мечты.
Когда Рассел совершил почти невозможное – встал на путь исправления и вышел из тюрьмы, Моника тут же была такова. Жизнь рядом с мужем потребовала от нее пугающего уровня близости, и это стало для нее гораздо большей трудностью, чем его отсутствие. К тому же повседневная реальность с Расселом никак не могла соперничать с тем идеализированным представлением о взаимной любви, которое она взлелеяла. У заключенных есть поговорка: каждого из нас ждет свой «кадиллак». Ее смысл в том, что они идеализируют свою будущую жизнь на воле. В воображении жен заключенных вроде Моники их ждет не «кадиллак» – символ денег и власти, а карета, запряженная шестеркой белых коней, – символ сказочной, романтической любви. Им, как и их мужьям-заключенным, как правило, легче жить в мире грез, чем стараться воплотить свои мечты в реальном мире.
Вот что важно понять: казалось, будто Рассел не способен на глубокую любовь, тогда как Моника, такая терпеливая и милосердная, преуспевала в этом. Но на самом деле им обоим в равной мере недоставало умения любить по-настоящему. Вот почему они мечтали о близости, когда не могли быть вместе, и почему их брак распался, когда такая возможность стала реальной. Стоит отметить, что у Рассела пока нет новой супруги. Он тоже все еще не созрел для близости.
ТАЙЛЕР: сорок два года, руководящий работник, разведен, детей нет.
Когда мы еще были вместе, я часто говорил в шутку: «Когда я в первый раз увидел Нэнси, у меня до того заколотилось сердце, что даже дыхание перехватило». Так оно и было: она работала медсестрой в фирме, где я служил. Я пришел к ней в кабинет и встал на бегущую дорожку, чтобы проверить дыхательную систему, – отсюда и сердцебиение, и тяжелое дыхание. Меня послал шеф, потому что я сильно прибавил в весе, а еще иногда беспокоила боль в груди. Честно говоря, я был тогда в ужасной форме. Полтора года назад моя жена ушла к другому. Знаю, что в такой ситуации многие начинают шататься по ночным барам, а я просто сидел дома, смотрел телевизор и ел.
Поесть я любил всегда. Мы с женой много играли в теннис, так что, наверное, пока мы были вместе, это сжигало лишние калории. А когда она ушла, теннис стал наводить на меня тоску. Черт побери, на меня тогда все наводило тоску. В тот день в кабинете Нэнси я узнал, что за восемнадцать месяцев набрал двадцать шесть килограммов. Я даже ни разу не удосужился взвеситься, хотя мне несколько раз пришлось менять размер одежды на больший. Мне было просто наплевать.
Сначала Нэнси держалась очень официально: сообщила, сколько я прибавил в весе, и посоветовала, как скинуть лишние килограммы. Только я чувствовал себя стариком и не хотел прилагать никаких усилий и ничего менять.
Наверное, я просто себя жалел. Даже моя бывшая жена, встречая меня, выражала недовольство и говорила: «Как можно так распускаться?» Я уж стал было надеяться, что она вернется и станет меня спасать, но этого не случилось.
Нэнси спросила меня, не случилось ли в моей жизни чего-либо такого, что вызвало бы прибавку в весе. Когда я рассказал ей про развод, она стала менее официальной и даже сочувственно похлопала меня по руке. Помню, во мне тогда что-то шевельнулось, и это было необычно, потому что я уже очень давно не ощущал ничего подобного. Она посоветовала мне диету, дала кучу брошюр и таблиц и пригласила заходить каждые две недели, чтобы она могла понаблюдать, как у меня пойдут дела. Я не мог дождаться, когда снова ее увижу. Две недели прошли. Я не сел на диету и ничуть не похудел, но зато явно завоевал ее симпатию. Во время моего второго визита к ней мы много говорили о том, как повлиял на меня развод. Она выслушала меня, а потом стала уговаривать пойти на курсы похудания, записаться в оздоровительный клуб, отправиться в поход с туристической группой, завести новое хобби – этими советами меня донимали все окружающие. Я со всем соглашался, ничего не делал и ждал, пока пройдут две недели и можно будет к ней снова прийти. Как раз тогда я предложил ей встретиться. Я знал, что растолстел и выгляжу ужасно, поэтому не представляю, как набрался смелости. Но все же решился, и она согласилась. Когда в субботу вечером я за ней заехал, она снова дала мне брошюры, а еще журнальные статьи о диете, о сердце, об упражнениях и методах, которые помогают пережить горе. Давно уже я не удостаивался такого внимания.
