* * *
– Джимка, отстать!
Ну сердилась она, да, сердилась. А что? Имеет право.
Она притащила Стаса к себе домой, вместе со щенком, потому что совершенно не представляла, что делать дальше.
Предки, слава богу, отсутствовали. Не то чтобы она напрягалась, но лишние расспросы сейчас ни к чему.
Стас, оживившийся было, когда она пригласила его к себе, несколько сник. Он не понимал, что происходит, но старался скрыть беспокойство. Вместо уютных посиделок у нее в комнате, на мягком диванчике, которые он уже предвкушал, вместо ее сладких губ, он недоуменно парился над второй кружкой чая, а Нонна нарезала по кухне круги, как пантера, как рысь, как саблезубая тигрица. За Нонной радостно семенил щенок. Ему нравилось кровожадно нападать на ее тапки.
«Никита предатель, предатель, предатель, – твердила про себя Нонна. – Месть должна быть страшной. Ну и?..»
Страшная месть висела сейчас у нее на ноге, норовя отгрызть ее к чертовой бабушке. Страшная месть, которую подсунул неумолимый случай. Минут через десять, умаявшись, Джимка, шумно вылакав из миски молоко, которое она ему налила, завалился наконец под стол. И что теперь? Она представила, как Никита сейчас мечется по темным замороженным улицам, срывает горло от крика, вглядываясь в темноту. Так ему и надо. Пусть побегает. Но что же дальше?
У мести есть свои законы, и они жестоки. Хочешь отомстить – ударь в самое больное место. Нонна до сих пор никому не мстила, но ведь в каждом третьем голливудском боевике у героя похищают жену, расплющивают ее катком, топят невинного кота в аквариуме и гвоздями прибивают к холодильнику любимую канарейку. И всем хорошо. Кроме жены, кота и канарейки, разумеется.
Никитос очень любит Джимку, очень…
Но ведь не станет же она его того… к холодильнику?
Тем более в боевиках, помянув своих домашних любимцев скупой мужской слезой, главный герой берет в зубы бензопилу, в кулаки – по гранатомету, и наносит мстителям ответный дружественный визит.
Нонна побарабанила по столу, слушая, как глухо щелкают ее длинные полированные ногти, потом заглянула под стол, как будто щенок мог сбежать. Тот безмятежно дрых.
Надо что-то делать. Что-то делать. Надо, надо, надо!
Допустим, зачем к холодильнику, зачем впадать в крайности? Надо просто… увезти его куда-нибудь, вот что. Куда-нибудь подальше. Например, на городской пляж. Хотя нет, пляж близко. Лучше в дачный поселок Юрики – до него на такси сто рублей. Делов-то: сто туда, сто обратно, итого двести. Деньги у нее есть, деньги – ерунда. Зато и месть получится, и совесть не будет мучить: все-таки Юрики – большой поселок, не без добрых людей, пригреет Джимку кто-нибудь, подберет. Ну померзнет немножко, ну потоскует. А потом приживется и все забудет.
Зато Никита никогда его не найдет. И никогда не узнает, куда он делся. Жаль только, нельзя будет открыться, что это ее месть.
Хотя… Сказать, что ли? Прямо сейчас?
Нонна треснула рукой по столу, пытаясь удержать разбегавшиеся во все стороны мысли. Ноготь на мизинце не выдержал и откололся. Она расстроилась, как будто отвалилась половина пальца. И в этом тоже виноват Никита, который умудрялся вредить ей даже на расстоянии.
Сказать ему про щенка, так он ведь сразу прицепится – говори, куда дела? И тогда она наплетет ему про лес – мол, увезла до водопада, выпустила там, ищи-свищи. Или не говорить? А вдруг Никита… вдруг он тоже потом того… с бензопилой? Чего от него ждать? На что он способен? Нонна, может впервые в жизни, ощутила, как настоящий большой страх дохнул ей в затылок. Она ведь совсем, получается, не знает своего Никиту!
Но зато какое наслаждение, какой оттяг – почувствовать вживую его испуг, боль, растерянность. Не-ет, соблазн слишком велик.
И Стас у нее, такая удача. Ведь потом все можно свалить на Стаса. А он в Петрозаводск умотает – и дело в шляпе, ищи его там. И все счастливы.
Кроме Никиты, разумеется.
Действовать надо прямо сейчас, решила Нонна. А когда она что-то решала – она действовала.
* * *
– Да. Слушаю.
– Приве-ет, Никиточка, это я. Как дела? – коварно пропела она в трубку. – Не устал еще от своей дикой барышни? Она же идиотка, верно?
– Привет, это ты? – Голос его чуть запнулся поначалу, но выровнялся. – Что тебе нужно?
– Какой неласковый, а! Сдается мне, ты совсем не обрадовался. А раньше ты мне всегда радовался, Никитос. Раньше, помнится, ты со мной любил разговаривать.
– Нонна, извини, мне сейчас не до тебя. У меня…
– Щенок пропал?
Никита молчал долго. А Нонна наслаждалась. Сердце у нее билось все быстрее, прыгало вверх-вниз, как сумасшедший шарик на резинке. Как шарик, залитый свинцом, – тяжелое сердце, темное, недоброе.
А ведь ей нравились «Ангелы Чарли», эти киношные красавицы: соблазнительные, смелые, неотразимые – и добрые. Она в глубине души хотела стать такой же. Чтобы все ею восхищались, все-все, чтобы завидовали Никите – во, мол, какая девочка рядом, суперкласс, мегакруть, отвал башки! А вместо этого она должна быть злой! Все из-за него, из-за предателя, который помалкивал сейчас в тряпочку. Помолчи, помолчи, миленький, а я послушаю.
– Он у тебя?
– Не-а! – Нонна расхохоталась. – Нашел дурочку с переулочка.
– А где? Нонна! Это не игрушки! Где щенок?!
– Я его… И не ори на меня, понял? Тоже мне, разорался. Будешь орать – трубку брошу, и фиг ты меня найдешь. И не вздумай ко мне домой припереться, понял? Я у своего нового парня, усек? Сейчас он тебе скажет пару ласковых.
Нонна сунула трубку Стасу.
Подтолкнула: давай, действуй, как договорились.
Стас, который из ее просьб понял только, что на нее наезжает какая-то малолетняя шпана, твердо взял телефон. Он был готов помочь красивой девчонке, да что там, ему очень льстило, что она обратилась именно к нему. Сейчас он как рявкнет, мало не покажется.
* * *
Джимка удивленно обнюхал дорогу, завертел головой. Грохочущая будка, жаркая и пустая внутри, невыносимо воняющая бензином и кокосовой отдушкой, не могла исчезнуть навсегда. Ведь там осталась обожаемая двуногая, откликавшаяся на кличку Нонна. Это игра, конечно же, новая игра! Только как в нее играть?
Он сел на обочину, тут же вскочил, увидев приближающиеся фары. Завилял хвостом, но ревущая коробка промчалась мимо, обдав его снежной крошкой. Джимка заскулил. Он понимал, что произошло что-то странное, но не понимал что. Может, ему просто надо ждать? Он поплотнее уселся на кучу обледенелого песка, но вскоре ему стало холодно. Он задрожал, однако продолжал сидеть. Время от времени на дороге появлялись ревущие коробки. И всякий раз, завидев очередную, он привставал, ожидая, что сейчас она остановится, выскочит Нонна и заберет его наконец в тепло, прижмет к себе, и он оближет ей всю щеку…
