– Чтобы заполучить себе ухажера!
Члены жюри рассмеялись. Они превратились в толпу. Руки выхватывали микрофон у Хиллари. Кевин озабоченно смотрел на меня. Я ничего не мог поделать. Несмотря на все кнопки и переключатели в моем распоряжении, я ничего не мог изменить по ту сторону стекла.
– У меня простой вопрос для тебя. Что с тобой не так? А? А?
– Почему ты не можешь быть нормальной?
– Почему ты хочешь отличаться от всех?
– Да, что с тобой не так, почему ты выпендриваешься?
– Почему не пользуешься косметикой?
– Мы же тебе не нравимся, правда?
Мистер Робино щелкнул главным рубильником на пульте.
– Вот и все, – сказал он.
Я щелкнул тумблером звука.
– Все, шоу закончено.
Члены жюри продолжали выкрикивать вопросы, перебивая друг друга.
14
Так начался период, который кажется мне смазанным в моей памяти. События будто шли все разом и наслаивались друг на друга. Происшествия заменялись чувствами, чувства – происшествиями. Голова и сердце воспринимали происходящее по-разному.
Тот выпуск «Будет жарко» так и не вышел в эфир. Мистер Робино уничтожил пленку. Конечно, это не помешало его участникам рассказывать, что там было. На следующий день к началу занятий об этом знала уже почти вся школа.
Шепот и беспокойство – вот что я вспоминаю, когда от меня ускользают детали. Напряжение. Что теперь будет? Перерастет ли враждебность членов жюри во враждебность в классах? Как отреагирует Старгерл? Ответы ожидали получить на следующий день, День святого Валентина. В прошлые праздники – на хеллоуин, День благодарения, Рождество, День сурка – Старгерл клала что-нибудь на каждую парту в своем классе. Поступит ли она так же и теперь?
Поступила. Каждый ученик из класса номер 17 нашел на своем месте конфетку в виде сердечка.
Тем же вечером состоялся баскетбольный матч. Его-то я помню. Величайшая игра года. «Электроны» легко проскочили сезон, так и не проиграв ни разу, но теперь начинался второй этап: плей-офф. Предстояли игры сначала между командами районов, затем на региональном уровне – и наконец турнир штата. Мы никогда не доходили до районов, но теперь мечтали о том дне, когда «Электроны» станут чемпионами Аризоны! На меньшее мы не были согласны.
Первым препятствием на нашем пути была команда «Сэн-Вэлли», чемпионы Лиги округа Пима. Игра должна была состояться вечером в День святого Валентина на нейтральной территории, в Каса-Гранде. Казалось, вся Майка снялась с места и отправилась смотреть игру. Мы с Кевином ехали в пикапе.
Едва болельщики Майки вошли в зал, от наших возгласов затряслись трибуны. Большая зеленая буква «М» на белом свитере Старгерл подпрыгивала вместе с ней и другими чирлидершами. Я смотрел на нее почти столько же, сколько и на игру. Когда мы забивали мяч, она ликовала вместе со всеми. Когда очки получала команда «Сэн-Вэлли», она молчала. У меня на душе стало как-то спокойнее.
Но ненадолго. Мы проигрывали. Впервые за весь год мы едва продержались до конца первой четверти с ужасным счетом 21 к 9. Причина ни для кого не была загадкой. Если команда «Сэн-Вэлли» и не была лучше нашей, у нее имелось одно преимущество – суперзвезда. Парень по имени Рон Ковач. Ростом шесть футов восемь дюймов, набиравший в среднем по тридцать очков за игру. Наши игроки выглядели как пять Давидов, безуспешно сражающихся с одним Голиафом.
На протяжении второй четверти преимущество «Сэн-Вэлли» увеличилось до девятнадцати очков. Наши прежде шумные болельщики затихли, и тут-то произошло самое главное. Мяч отскочил в середину площадки. На его перехват бросились несколько игроков обеих команд. В это мгновение Ковач попытался обогнуть соперников, и его правая нога запнулась за выставленный кроссовок другого игрока – по крайней мере, так писали в газетах на следующий день. В игре же это произошло так быстро, что никто ничего не увидел, но некоторые утверждали, что слышали неприятный хруст, как будто треснула ветка. Единственное, что было ясно, – к чему это привело: Голиаф лежал на полу, корчась и издавая стоны, и его правая ступня была вывернута под неестественным углом. Тренеры и игроки «Сэн-Вэлли» бежали к нему. Но они оказались не первыми. Каким-то образом первой до него добралась Старгерл.
Пока чирлидерши Ковача сидели на своей скамейке, открыв рот от изумления, Старгерл опустилась на колени на твердом деревянном полу. Она положила его голову к себе на колени, пока другие разбирались с его сломанной ногой. Ее руки гладили его лицо и лоб. Она как будто говорила ему что-то. Когда его понесли на носилках, она последовала за ним. Все – обе стороны – встали и зааплодировали. Чирлидерши «Сэн-Вэлли» прыгали так, как если бы он только что набрал два очка. В окнах мелькали огни «Скорой помощи».
Я знал, почему аплодировал я, но удивлялся такому поведению других болельщиков из Майки. Неужели они и вправду встали в знак уважения? Или просто радуются, что он покидает площадку?
Игра возобновилась. Старгерл вернулась на скамейку чирлидеров. Без Ковача одолеть «Сэн-Вэлли» нам не составляло труда. В начале второй половины мы вырвались вперед и только увеличивали отрыв в счете.
Два дня спустя мы проиграли Глендейлу. Опять же, мы всё больше отставали в первую половину матча, но на этот раз во второй половине никаких перемен не случилось. На этот раз «Электронам» противостояли не один, а целых пять лучших игроков. Никто из противников на этот раз не сломал ногу, хотя я уверен, что некоторые из нас от отчаяния втайне и желали этого.
Мы были потрясены. Мы не могли поверить в происходящее. А затем, когда шли последние секунды последней четверти, наконец признали. Радостные возгласы с другой половины зала ранили нас, словно стрелы, пробивавшие наши иллюзии. Как мы могли стать настолько самонадеянными? Неужели мы на самом деле верили в то, что команда Майки, непобедимая в своей третьесортной лиге, сможет состязаться на равных с величайшими командами штата? Мы позволили себе увлечься пустыми, глупыми надеждами. Сами обдурили себя. И жестоко разочаровались. А ведь так приятно было считать себя победителями. Мы как будто были созданы для победы. Мы поверили в то, что победа – это наша судьба.
А теперь…
Когда тренер Глендейла выставил на площадку второстепенных игроков, чтобы добить нас, девочки из Майки рыдали. Парни выкрикивали проклятья и недовольно гудели. Некоторые винили организаторов. Или кольца. Или освещение. Чирлидерши, к чести их будет сказано, продолжали подбадривать игроков. Они смотрели на нас блестящими глазами, тушь текла у них по щекам. Они взмахивали руками, кричали, делали все, что должны делать чирлидерши, но все их движения казались механическими, пустыми, без души.
Кроме Старгерл. Понаблюдав за ней более внимательно, я увидел, что она ведет себя отлично от остальных чирлидерш. Ее щеки оставались сухими. Голос ее не дрожал, плечи не опускались. С самого начала второй половины она не присела ни на секунду. И больше не смотрела на игру. Она повернулась спиной к площадке. Она смотрела на нас и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что происходит у нее за плечами. Команда проигрывала тридцать очков, до конца матча оставалась минута, но она продолжала бодро выступать, как будто у нас еще был шанс. Ее глаза блестели яростью, какой я никогда не видел от нее раньше. Она потрясала кулаками, словно бросая вызов нашему отчаянию.
