На этом Нгаруавахийском Фестивале кто-то соорудил гигантский крест и поджог его. Не знаю, зачем это было сделано, но смотрелось хорошо. Что-то ещё вспомнить я не в силах. Дорога запечатлелась в моей памяти, а воспоминания о концерте, должно быть, сгорели вместе с тем крестом.
После Новой Зеландии у нас образовалось окно до первого шоу в Австралии. Патрик Михан предложил: “Давайте воспользуемся перерывом и съездим на Фиджи!”
И мы поехали. Опять же, добираться туда было довольно напряжно, и после того, как мы приземлились, поездка в грязном грузовичке до отеля посреди захолустья стала дьявольской жестью. Это было милое местечко, вблизи такого же милого пляжа, но ночью там была совсем другая жизнь.
В этом отеле был бар снаружи. На Фиджи абсолютно не было наркотиков, но напитки лились рекой. Посреди ночи я отправился в свой номер, и там было настолько много всяческих жучков и тараканов, сновавших через тропинку, что проходя по ней ты только и слышал: “хруст, хруст”. Я добрался до комнаты и лёг в постель. Я погасил свет и почувствовал что-то у себя на груди. Я пощупал рукой, а там оказался таракан в три дюйма длиной. Я заорал, включил свет и слышал “кхр, кхр” - все они побежали по каменному полу к стоку из комнаты. Это было омерзительно. В панике я позвонил на рецепцию с криком: “А ну давайте сюда!”
Парень шагнул внутрь, с обычным выражением, и с баллончиком спрея. Он дал мне баллончик и свалил, просто свалил, типа, ну и чего причитать-то?
Я спросил: “И это всё?”
И убить их было невозможно. Они были будто из камня сделаны. Я лупил по ним своей туфлёй, и это было вроде... да ничего не было. Все те же “кхр-кхр!” Чёртова армия там их была.
Ужас!
Там же на Фиджи мы в первый и последний раз все вместе играли в гольф. Мы оживленно топали к первой лужайке, когда я увидел прыгающую жабу и подхватил её. Ко мне побежал парень, крича: “Нет, нет, нет!”
Выяснилось, что это была смертельно ядовитая жаба. Вся эта хрень из неё оказалась на моих руках, я в панике рванул в отель и в спешке вымыл руки.
Тем временем Билл наступил на муравейник, и через мгновение все эти муравьи маршировали вверх по его ноге. Они кусали его, так что он пританцовывал над этим местом, восклицая: “Ай, уу, оо, оох!”
Спокойная игра гольф, а я чуть не был насмерть отравлен, то же и с Биллом. После этого мы убрались с поля. Не думаю, что кто-то из нас когда-то добрался до второй лунки.
А вообще, помимо всего этого, на Фиджи было хорошо. Мы плавали на лодке, сидели на пляже, а вечером - в бар, просто делали только то, что обычно делают на отдыхе.
Но нормального сна у меня там так и не было.
34. Колодец пересох
Мы так замечательно провели время, работая над “Volume 4” в Лос-Анджелесе, что решили воссоздать эту атмосферу для того, чтобы приняться за то, что должно было стать нашим следующим альбомом, “Sabbath Bloody Sabbath”. Мы снова отправились в Эл.Эй. и арендовали тот же дом. После того, что мы устроили в первый раз, Джон Дюпон, скорее всего, затребовал целую пачку денег, чтобы пусть нас туда опять. Кроме того, мы вернулись и на Record Plant, но студия изменилась.
“Что стряслось? Она теперь такая маленькая!”
“О, мы тут установили синтезатор Муга для Стиви Уандера (Stevie Wonder).”
“О, нет!”
А дома я пытался выдавить из себя хоть какие-то идеи, но ничего не мог придумать. Не знаю, что это было. Просто ничего не получалось. И тогда я начал паниковать: “О, нет, и что мне теперь делать!”
Вплоть до того времени, когда мы должны были податься куда-то для того, чтоб сочинять и репетировать, я чувствовал, что большую часть дня всем до смерти хотелось двинуть в паб вместо того, чтобы работать над песнями. Но дело нужно было делать. Это достаточно просто - сидеть где-нибудь, отпускать шуточки и бухать, но деньги деньги вылетали в трубу просто так, за просиживание в студии, по две штуки в день или сколько там было. Так что меня это реально напрягало.
Сложности начались ещё тогда, когда мы работали над “Volume 4”, потому что к тому времени мы добились определённой репутации. Раньше я мог сказать: “Давайте, нам нужно над этим серьёзно поработать!”
И ребята ко мне прислушивались, так как на меня всегда смотрели, как на лидера команды. Но в лучшем случае я был лидером по необходимости. Это была роль, которая свалилась на меня, потому как если что-то шло не так, мне приходилось быть тем столпом, на которого все опирались, чтоб услышать: “Всё хорошо, всё будет отлично.”
Если бы я сломался, всё разлетелось бы на кусочки. Моя вера в то, что мы делали, и усердие, с которым я не позволял ничему мешать нам, думаю, остальные ребята смотрели на это, как на источник силы. Может это имело отношение к тому, что я был крепче других физически. Если кто-то из нас дрался, то звали меня. Несколько раз так было, как минимум. Однажды вечером когда я вернулся в гостиницу, ко мне подбежал Билл с криками: “О, Боже, ты вернулся! Оззи и Гизер дерутся там наверху,быстрее поднимайся!”
“Вот блядь!”
Я помчался туда, они были пьяны и действительно дрались. Оззи сидел на Гизере, на нем было длинное норковое пальто. Я схватил Оззи за воротник и дёрнул. Следующее, что я помню, как стою с воротником в поднятой руке, в то время как Оззи продолжает колотить Гизера. Нужно было вмешаться и разрулить этот бардак. Я схватил Оззи, он попытался меня ударить, так что я приложился разок ему по челюсти, и он упал. Ощущал я себя жутко, потому что не хотел этого делать. Но меня вынудили занять такую позицию: кто-то должен был всё контролировать, иначе порядка бы не было.
Оззи впоследствии говорил, что чувствовал, будто вокруг меня всегда был какой-то барьер. Возможно, это из-за того, что я старался не так увлекаться вечеринками. Мы останавливались в паршивых отелях, где сквозь стены было слышно всё. Я частенько слышал, как люди кричат, курят дурь и весело проводят время, но я знал, что если я пойду и присоединюсь к ним, мы будем в одной лодке, поэтому я не делал этого. Кто-то должен был оставаться в своём уме, если что-то пойдёт не так. Если бы я был таким же, как все, никто не стал бы меня слушаться. Мне кажется, что нужно сохранять определённую отчуждённость. Это немного похоже на управляющего офисом: когда у людей проблемы, они идут к нему в кабинет. С Black Sabbath было примерно то же, на самом деле. Я этого не желал, то так всё и было. Не могу сказать, что я сохранял ответственность постоянно на должном уровне, я определённо принимал участие в глупостях, и в своём маленьком мирке я был таким же обормотом, как и Оззи, но я не мог выпустить эту свою сущность на волю полностью.
Я думаю, много лет Оззи побаивался меня, и если я говорил: “Мы должны сделать то-то и то-то”, он слушался. Опять же, я становился надсмотрщиком, чего я не хотел. Но кто-то должен был быть им. Конечной целью было функционировать, поставить группу на ноги и работать, с как можно меньшими отступлениями от курса. Если кто-нибудь начинал: “Я сегодня не буду играть, я устал”, кто-то должен был говорить: “Насрать, ты должен играть!”
