В экстремальных ситуациях вы какой?
Чем ситуация острее, тем я спокойней внешне. Суетливость — это вредное качество, а паникер — самый страшный человек. Тонут в основном не потому, что не умеют плавать, а от страха.
Но ведь страшно, хотя бы раз в жизни, бывает каждому?
Ну а почему нет? Только кого-то страх расстраивает, а я, наоборот, должен мобилизоваться, подготовиться. Если ты пугаешься своего страха — все, ты проиграл.
Вам приходилось проигрывать в жизни?
Нет таких людей, которые бы не проигрывали. Другое дело, что только единицы способны признать, что проиграли. Так же и в спорте. Спроси любого проигравшего боксера, он тебе скажет: «Засудили». Если болеешь за кого-то, ты видишь каждый его удар, а удары противника стараешься не замечать. Потом пересматриваешь бой на пленке и понимаешь, что все было честно.
А если тренер выбрасывает белое полотенце, боксер обижается на него за это?
Конечно. Но это ж не война, это спорт. Надо уметь вовремя признать себя побежденным и сдаться. Я уважаю только тех тренеров, которые могут выбросить полотенце. Если твоего ребенка уродуют на ринге, а ты сидишь в углу и орешь: «Вася, бей правой!» — ты не тренер. Таких тренеров надо переводить в дворники.
Какой он дома? «Уставший, в основном молчит и читает, не любит ходить по магазинам, еще больше не любит покупать себе вещи, мама всегда долго его уговаривает». Таким его видит сын. И добавляет: «Знаешь, он такой, каким должен быть отец»…
Евгений Ефремович, неужели у вас не возникают проблемы с молодым поколением?
Оно такое крутое, это молодое поколение. Мы по сравнению с ними первобытные люди — дурачились в двадцать лет, подшучивали друг над другом, а они уже думают, как денег заработать. Смотрю на своего сына и поражаюсь. Я всегда уважал своих детей, а они, надеюсь, меня. Я не очень ласковый отец: не целовал, не гладил. Может, потому что у меня мальчики. Мужество должно быть тихим и спокойным.
Вы считаете себя добрым человеком?
Добрым — это слишком. Во всяком случае — не злым. Я становлюсь злым, когда для меня абсолютно ясно: все, этот человек — враг. А во всех других случаях, думаю, мог бы быть и пожестче.
Думаете, это ваш недостаток?
Мой недостаток в том, что я не люблю просчитывать ходы. Ну что делать, как-то живу с этим недостатком.
Можно предположить, что ваша боксерская интуиция равняется расчету?
Конечно, никакой расчет не спасет, если нет интуиции. Боксер должен видеть не только глазами, но и спиной. У меня, например, развито периферийное зрение. Моментальная реакция, куча вариантов — все эти качества должны быть обострены до звериных.
Как же можно с таким чутьем не распознать врага сразу же?
Интуиция и говорила сразу же. Только я ее не слушал.
Вы сегодня какой-то игриво-веселый и в то же время сдержанно-собранный. Чувствую, что проиграю я бой.
Да ладно, мы же не на ринге. И не очень-то я веселый. Но посмеяться могу. Я недавно был в командировке и познакомился с одним человеком. И он, узнав, что я из Челябинска, начал рассказывать, как много народу нашего он знает: «У меня там друг, Вайнштейн, я у него был на даче. Там дача — шестиэтажный дом, шесть собак. Охрана». А у меня на самом деле — домик небольшой. Один песик и бомж, которого я спас из колодца.
Вы ему себя назвали?
Нет, конечно. Зачем же ставить человека в неловкое положение? Он же после этого должен пойти повеситься. Пусть думает, что это правда. Люди любят сказки…
…Много лет работая тренером, имея очень высокие результаты и статьи о себе в газетах, Евгений Ефремович Вайнштейн выявил четкую закономерность: количество неприятностей прямо пропорционально положительной информации в прессе…
56
Дмитрий Ерёмин. Привычка побеждать
Одна американская журналистка, опубликовавшая интервью с Ереминым, назвала его бароном. Может, просто слова перепутала. «Ему бы шубу до пят — получился бы настоящий русский барин», — подумала я, приглядываясь к Дмитрию Владимировичу, гуляющему между павильонами на выставке «Уральская масленица». А вообще-то Дмитрий Еремин — председатель совета директоров Челябинского молочного комбината.
Дмитрий Владимирович, говорят, вы были сильно недовольны публикацией, хотя беседа с американской журналисткой прошла замечательно. Почему?
Я говорил ей одно, а она написала совсем другое. Все по-своему поняла. Будто мы сбесились с жиру, будто бы я местный барон. И все это в известной американской газете «Financial Times». Вообще журналисты — достаточно опасный народ. Задают каверзные вопросы. Что у них в голове — никогда не знаешь. Всем понятно, что любую информацию можно подать и как добрую сказку, и как злую.
С журналисткой выяснили отношения?
Зачем? Жизнь сама потихоньку расставит все на свои места. Я люблю говорить, что я не злопамятный, а просто злой, и память у меня хорошая. Те люди, которые причинили мне вред, просто перестают для меня существовать. Я их вычеркиваю из своей жизни. И все. Никакого выяснения отношений.
А вообще вы конфликтный человек?
Что вы имеете в виду? Все зависит от того, на какую «кнопку» нажать. Но думаю, что моей внешней реакции видно не будет. Во всяком случае, чужие люди не поймут, какие чувства у меня внутри.
А близкие?
Не обижайтесь, но мне бы не хотелось с вами обсуждать свою личную жизнь. У меня все хорошо, и дома меня любят и понимают. Я сам никогда не вмешиваюсь ни в чью личную жизнь и не позволяю, чтобы лезли ко мне. Скажу только, что жизнь оказалась сложнее и многограннее, чем я представлял в детстве… Можно жить разумом, а можно — сердцем. Никто не знает, как на самом деле правильно. Разве только Бог…
Вы верите в Бога?
Верю. Только он может мной руководить. И никто больше.
Это хорошо или плохо?
Думаю, что плохо. Хороший руководитель в первую очередь должен быть хорошим подчиненным. Но мной руководить — не самое лучшее дело. А вообще, зачем вы об этом спрашиваете? Мне почему-то сейчас вспомнился фильм «Молчание ягнят». Там Джоди Фостер тоже задавала всякие каверзные вопросы.
Только она беседовала с людоедом…
(Смеется.)
Предприятия общественного питания, являющиеся вашей собственностью, — это только способ заработать денег или еще и реализация ваших творческих возможностей?
