«Нам бы Стражей, как в Саккареме, — вздохнул про себя Бусый. — От Змеёныша, от Мавута… Почему у нас таких нет?»
А ещё, неведомо почему, он вдруг зримо вообразил рядом с собой Беляя. Наверное, из-за серебряных волос и дивной крепости духа, роднивших калеку с теми древними Стражами. Чего стоил один тот удар, нанесённый всей внутренней силой почти умирающего мальчишки!
«Неужто Беляй так и не встанет? Соболь вот не верит… Хотя шею ему сам вправлял… А я верить не хочу, что дедушка окажется прав! Чтобы такой Беляй, каким он тогда себя оказал, да с хворью не справился? Не может такого быть, не должно, есть же Справедливость Божья! Вот и Ульгеш говорит, Боговдохновенному нет неодолимых преград, ему всё должно быть опорой, подмогой! Я Таемлу во сне к нему позову! И Горного Кузнеца, если дозваться удастся… Ну да, а потом он поправится и не захочет со мной дружбу водить…»
— Вон она, Каменная Осина, — тихо сказал Ярострел.
КАМЕННАЯ ОСИНА
Крепкий берег здесь вдавался во Мхи последним языком твёрдой земли, и венчал этот оплот гранитный обрыв — Гром-Скала. Прямо на каменном желваке, оплетая его корнями, стелясь узловатым стволом, и сидела Осина.
Ну, на обычную осину это дерево не было даже отдалённо похоже. Осина, у которой можно попросить добрый кол против нечисти, — светлое и стройное дерево, трепетица, чьи листья трепещут на самомалейшем ветру, а осенью наливаются красивым жарким румянцем. А это…
Бусый один раз посмотрел на Каменную Осину и немедленно вспомнил страшный топляк, который вихри Змеёныша принесли неведомо из какой дали и обрушили на волчицу с волчонком. Вот и Каменная Осина была не просто мёртвой, высохшей на корню и почерневшей от древности. В ней словно бы и не было никогда настоящей живой жизни, той, что гонит по стволу соки, трепещет зелёными листьями, красуется цветами и отпускает лететь по ветру семена. Бусому доводилось кое-что слышать, он знал, что живой и зелёной Осину не помнил никто из Волков. Ни бабушка Отрада, ни её собственная бабушка, ходившая сюда по девчоночьему любопытству сто лет назад. Казалось, это дерево так и стояло здесь многие века — мёртвое, мрачное… Почему-то не рассыпавшееся в труху, как вроде бы полагалось… Мёртвое, мрачное и чужое… Выросшее, как из семечка, из крупицы Тёмной Звезды…
При этом Осина явно собиралась и дальше так стоять — ни веточки не роняя и прочно, как горстью, вцепившись в замшелые камни корявыми сухими корнями.
— Ух ты!.. — вырвалось у Ярострела, когда они подошли поближе и дерево, оседлавшее Гром-Скалу, стало видно всё целиком.
Мальчишки даже остановились.
Вековой порядок оказался нарушен.
След Змеёныша пролёг далеко отсюда, лес рядом стоял нетронутый, но Осина была опалена и расколота. От верхней развилки до основания корней. Её поразила молния. Золотая секира Бога Грозы разнесла твердокаменный ствол толщиной в колодезный сруб, как обычный колун разносит полено. Что же за гнев должен был направлять подобный удар!..
— В деревню надо бежать… — попятился Ярострел.
— Погоди ты бежать, — сказал Бусый. — Она ж за нами не гонится.
Волчата засмеялись, и страх немедленно отступил.
— Ходил сюда кто до ночи Змеёныша? — спросил Бусый.
Оказалось — ходили, и дерево стояло целое, как при прапрадедах. А после того ни одной грозы не было.
— Значит, — сказал Бусый, — причина есть, почему именно Осине досталось. Да ещё в ту самую ночь…
Он уже видел: Осина была одним из средоточий злой паутины, раскинутой над болотом. Гнойником, засевшим здесь в незапамятные времена. Не самым большим и опасным, имелись и хуже, но… зря ли птицы не вили на ней гнёзд, и даже тропинка, проложенная поколениями бесстрашных Волчат, за полсотни шагов сворачивала прочь?
— Сдаётся мне, Волки, — тихо проговорил Бусый, — Бог Грозы начал подвиг, а нам оставил завершить…
Если по уму, Ярострел, конечно, был прав. Вернуться в деревню, рассказать Севрюку, большухе, дедушке Соболю. Послушать их суд. И может быть, всем родом явиться сюда, но не сразу, а только окончив труд на Следу…
Мальчишки не были бы мальчишками, поступай они всегда по уму.
Расколотая Осина заметно кренилась теперь в сторону болота, как будто уже собралась валиться с уступа, да раздумала. Нашла новое равновесие — и, поди, даже такая подбитая, с разорванным стволом, ещё века простоит.
Волчата лазили вокруг Осины, соображая, как к ней подобраться с верёвками, где поддеть, в какую сторону тянуть. Бусый то бросался спорить, ибо считал себя лесовиком ничуть не хуже новой родни, то пытливо ощупывал гранит Гром-Скалы. Камень был сероватый, мелкого зерна и убийственной прочности.
«Да от него любое железо отскочит, не оцарапав… Кто тут усыпальницу взялся бы высекать?»
Вот так: наслушался сперва Соболя, а после Ульгеша и уже готов под каждым бугорком искать гробницу веннского Стража.
Нет, если где-то и есть неведомая могила, то явно не здесь. «Надо ещё посмотреть, что там за Бучило…»
Между тем камень под ладонями был до того тёплым от солнца, что в какой-то миг Бусому померещилась в Гром-Скале глубинная жизнь. Он вздрогнул, замшелый утёс и опутавшее его мёртвое дерево вдруг предстали двумя исполинами, чья борьба растянулась на много столетий.
«Гром-Скала… Может, Бог Грозы хотел Своему камню помочь?»
Мальчишками, взявшимися валить Каменную Осину, верховодил внук большухи Зорегляд.
— Влево дёрни! Дёрни! Дёрни! Стой… А теперь ещё… Дёрни! Стой!.. Посолонь плавно ведите… Теперь вправо, приготовьсь! Дружно, что есть мочи, и-и-и — дёр-р-рни! Дёрни! Стой… Ещё вправо — дёрни! Вместе теперь потянули и в стороны расходимся! А теперь вместе — дёрни! Дёрни!
Парень распоряжался толково, и после семьдесят седьмого рывка дерево подалось. Дрогнуло, ещё больше сдвинулось в сторону болота. Иссохшие корни сползли с вековых мест, и Бусый увидел в камне следы. Такие бывают, когда плоть сдавливают впившиеся путы, а потом их срывает дружеская рука.
И опять Бусому показалось, будто в гранитной скале таилось что-то живое. Да не таилось — рвалось наружу, силилось превозмочь мёртвые узы, которыми опутала его Осина. Бусый что было сил налёг на верёвку.
— Дёрни! Дёр-р-рни!.. И-и-и — дёрни!!!
Дерево сдвинулось ещё на вершок.
Бусый рукавом утёр с лица пот.
«Сюда и вправду бы взрослых. Достало бы одного Итерскела. Он бы одной рукой…»
— Дёр-р-рни!
Ещё на полпальца. На ноготок.
«А что, если старшие нас за Осину совсем даже не похвалят? Чего ради, скажут, вмешались, порушили вековой лад? При пращурах так стояло, и не нам всё менять. Не буди лихо, пока оно тихо…»
