Наконец верёвка развязалась. Они увидели, как Спиллер взял свой шест, оттолкнулся от берега под изгородью и вывел барку на середину ручья.
Хомили и Арриэтта теснее прижались друг к другу, а Спиллер сильными уверенными движениями повёл барку против течения, вверх, навстречу плеску вёсел… навстречу опасности… – но зачем?
– Силы небесные… – прошептала Хомили.
А они двигались дальше, и их судёнышко слегка подрагивало под ударами невысоких волн. Тем временем плеск вёсел стал слышен лучше и к нему присоединился какой-то скрежет.
Хомили с широко открытыми глазами сидела молча, теснее прижавшись к Арриэтте, а та, чуть обернувшись, в отчаянии смотрела назад. Да, изгородь из колючей проволоки осталась позади, как и игрушечный городок, и их дом со всем, что было с ним связано. Куда, ну куда везёт их теперь Спиллер?
Вскоре они увидели, как вязальная спица, сверкнув в свете луны, перелетела через барку и опустилась в воду с другой стороны. Два быстрых глубоких удара Спиллера, и они скользнули в камыши у другого берега ручья. Впрочем, не столько скользнули, сколько врезались, потому что нос у судна Спиллера был квадратным.
Вдруг плеск приближающихся вёсел смолк. Похоже, тот, кто сидел в другой барке, услышал шум. Напуганная лягушка плюхнулась с камыша в воду, и снова стало тихо.
Внезапно Спиллер так резко развернул судёнышко, что Хомили и Арриэтта остались лежать, напряжённо прислушиваясь, но ни единого звука, кроме лепета медленно текущего ручья, до них не донеслось. Ухнул сыч, с другой стороны долины ему ответила подружка, и снова тишина.
Арриэтта осторожно поднялась и на коленях подползла к корме барки, намереваясь заглянуть за борт. Луна тут же осветила её лицо и – как ни грустно было это осознавать – всю корму их барки. Под и Спиллер оказались в более густой тени, их было едва видно, но Арриэтта разглядела, что они как-то странно двигаются: то наклоняются, то выпрямляются, – и тут же поняла, что и барка идёт вперёд: упрямо, тихо, неуклонно. Под и Спиллер протаскивали их глубже в камыши. До Арриэтты донёсся сильный аромат сломанных стеблей перечной мяты и слабый запах коровьего навоза. Наконец их судно замерло, и опять всё стихло.
Арриэтта, теперь тоже оказавшись в тени, заглянула через борт. В просвет между сломанными и смятыми камышами ей по-прежнему был виден ручей, и она всё так же ощущала опасность.
– Может, это была выдра? – вдруг раздался удивительно близко голос, и Арриэтта с ужасом поняла, что он ей знаком.
Все добывайки замерли. Снова раздался скрежет и плеск, а затем ещё ближе прозвучал другой голос:
– Скорее водяная крыса.
– Силы небесные! – ахнула Хомили в самое ухо Арриэтте. – Это же они, Платтеры…
– Да, я узнала, – еле слышно прошептала Арриэтта и добавила, заметив, что мать инстинктивно рванулась в сторону гетры: – Сиди тихо…
Потом они увидели лодку, плывшую по течению. Это был маленький ялик, тот самый, на котором Платтеры катали детей вокруг островка во времена «Чая на берегу реки». В ялике сидели двое. На фоне освещённого луной берега они казались большеголовыми и огромными. Вёсла в уключинах были подняты вверх. Более крупная фигура наклонилась вперёд. Снова раздался скрежет и плеск.
– Я никогда не думала, что ялик потечет, Сидни, – сказал первый голос.
– Это и неудивительно: ялик пролежал всю зиму. Как только доски разбухнут, течь прекратится.
Опять скрежет и плеск.
– Ох ты, черт возьми! Что-то вылетело через днище. Кажется, это сандвичи с бараниной…
– Я говорил тебе, Мейбл, что это будет нелегко.
– Это были такие вкусные сандвичи, Сидни: с кисло-сладким острым соусом и овощами.
Голоса смолкли, и Арриэтта затаила дыхание, тревожно глядя, как ялик проплывает мимо.
Через некоторое время раздался тот же голос:
– Всё в порядке, Сидни: это были всего лишь крутые яйца.
И снова наступила тишина, которую нарушали только скрежет и плеск. Арриэтта повернула голову, увидела, как вдоль гетры к ним пробирается Под, приложив палец к губам, и послушно замерла.
Когда отец опустился рядом, они снова услышали плеск вёсел. Под, склонив голову к плечу, спокойно слушал, а спустя мгновение, воспользовавшись этим звуком, спросил:
– Они проплыли?
Арриэтта, пытаясь справиться с сердцебиением, кивнула.
– Значит, всё в порядке, – буднично сказал отец.
Арриэтта схватила его за руку.
– Ах, папа…
– Ну-ну, успокойся: всё уже позади. Слышишь? Они скоро поднимут весла…
И тут же до них донёсся стук весел, которые вынули из уключин, а вслед за ним – голос Мейбл, уже далёкий, но отчётливо слышный над ручьем:
– Потише, Сидни, прошу тебя, не то старый Потт услышит!
– Не бойся! – отозвался мистер Платтер. – Он глух как телеграфный столб, да и спит давно: свет у него не горит. Я бы тоже пару часиков поспал…
Добывайки услышали, как он зевнул, и Арриэтта спросила с надеждой:
– Они могут утонуть?
– Боюсь, что нет, – вздохнул Под.
И снова до них донёсся голос Мейбл:
– Мне что, так и вычерпывать воду всю ночь?
– Как сказать, – ответил ей мистер Платтер.
Затем раздались перешёптывания, лёгкий треск и шорох: они о чём-то переговаривались, но Арриэтта и Под слышали только отдельные реплики:
– Не могу достать носовой фалинь… тут какие-то зонтики…
– Слишком много всего…
И вдруг тишину разорвал возмущённый голос мистера Платтера:
– Слишком много всего?! Утром будешь благодарить Небеса, что эти вещи у тебя есть, Мейбл! Я ведь говорил, зачем мы здесь? Говорил?
Ответа не последовало, и скрипучий голос зазвучал снова:
– Мы в засаде! Именно так: здесь мы в засаде! Сегодня ночью, завтра ночью и, если потребуется, в следующую тоже…
– Ох, Сидни…
Добывайки, слушавшие очень внимательно, уловили в этом возгласе нотку испуга.
– Мы найдём их и вернём обратно, Мейбл, или умрём. Ну или… – Мистер Платтер чуть замялся. – Или умрёт кто-то другой…
– Кто-то другой? О нет, Сидни! Похищение там или засада ещё куда ни шло, но то, что ты предлагаешь сейчас… Нет, дорогой, на это я не согласна!
Так как мистер Платтер сразу не ответил, она, запинаясь, добавила:
– Если ты понимаешь, что я имею в виду…
– Возможно, это и не понадобится, – наконец пробормотал мистер Платтер.
