– Почему вы в этом уверены?
– Потому что совсем недавно наткнулась на одну деталь, которая многое объясняет. Когда мать скончалась, Валин сидел рядом с телом четыре дня. Соседи почувствовали запах и вызвали пожарных. Через три месяца после похорон бухгалтер пропал без следа. Очевидно, что перед нами человек с сильно ограниченной эмотивной сферой, не способный преодолевать боль. В таких случаях субъект задумывается не о том, чтобы убить кого-то, а о том, чтобы покончить с собой.
– И вы полагаете, что в конце концов он это сделает, агент Васкес? – задал Гуревич провокационный вопрос.
– Не знаю, – растерянно произнесла Мила. Крепп посмотрел на нее, взглядом выражая поддержку. Но тут Мила поняла. – Вам это было известно, да?
– Должен признаться, мы обошлись с вами немного некорректно, – согласился Гуревич.
Такой поворот дела выбил Милу из колеи. Инспектор вручил ей прозрачную папочку со страницами из научного журнала. Рядом со статьей красовалась фотография Томаса Белмана.
– Избавлю вас от чтения: в общем, там написано, что фирма Белмана издавна владеет патентом на производство единственного лекарства, способного поддерживать жизнь больных с одной редкой патологией. – Гуревич скандировал слово за словом, явно наслаждаясь моментом. – Чудесное средство, способное улучшить качество жизни пациентов, порой надолго отсрочивая конец. Жаль только, что оно стоит кучу денег. Догадываетесь, о каком редком заболевании идет речь?
– Зарплаты Роджера Валина больше не хватало на лечение матери, – вступил Борис. – Он потратил все, что имел, а потом, когда средства иссякли, был вынужден смотреть, как мать умирает.
Вот откуда такая обида, подумала Мила и сразу поняла скрытый смысл русской рулетки наоборот, странного ритуала, который Валин совершил над Белманом:
– В барабане не хватает одного патрона: он предоставил жертве шанс спастись, чего не было дано его матери.
– Именно так, – подтвердил Борис. – И теперь нам нужен полный отчет об исчезновении Валина, включая его психологический профиль.
– Почему вы просите меня? Разве криминолог не сделал бы лучше? – Мила по-прежнему ничего не понимала.
Гуревич снова вмешался в разговор:
– Кто заявил об исчезновении Валина семнадцать лет назад?
Вопрос никак не был связан с колебаниями Милы, но она все равно ответила:
– Фирма, на которую он работал, после недельного отсутствия без уважительной причины. Его нигде не могли найти.
– Когда его видели в последний раз?
– Никто не помнит.
Потом инспектор повернулся к Борису:
– Ты ведь не сказал ей, правда?
– Нет, пока не говорил, – признался тот вполголоса.
Мила переводила взгляд с одного на другого:
– Чего мне не говорили?
8
Местом, где произошло то, что послужило прологом к бойне, была кухня.
Сюда явился Валин, выйдя из сада и замаячив перед застекленной дверью. Но это место было признано «вторичной сценой преступления» совсем по другой причине.
Здесь был разыгран также и эпилог этой неимоверно долгой ночи.
Вот почему Гуревич, Борис и Мила спустились этажом ниже. Мила следовала за старшими по званию, не задавая вопросов: была уверена, что вскоре все разрешится. Они прошли по лестнице, облицованной деревом, и очутились в просторном помещении, скорее похожем на гостиную, чем на кухню. Его окружала выходившая в сад застекленная веранда, которую, однако, криминалисты не завесили темными полотнищами.
Трупов здесь нет, поняла Мила. Но не испытала облегчения, предчувствуя, что встретит кое-что еще хуже.
Гуревич повернулся к ней:
– Какую фотографию вы использовали для поисков Валина после того, как он пропал?
– С беджа, который служил пропуском на работу, он как раз ее обновил.
– И как он выглядел на той фотографии?
Мила восстановила в памяти снимок, висевший на стене в Зале Затерянных Шагов в Лимбе.
– Седеющий, лицо исхудалое. На нем светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук.
– Светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук, – размеренно повторил Гуревич.
Мила недоумевала: к чему эти странные вопросы, ведь инспектору наверняка известны все подробности.
Но Гуревич не стал ничего объяснять. Он прошел на середину кухни, где находилась зона готовки, прекрасно оборудованная, накрытая вытяжкой в виде массивного купола из камня, обрамленного медью. Чуть дальше располагался обеденный стол из цельного дерева, на котором еще стояли оставшиеся от ужина грязные тарелки; среди них, однако, можно было заметить следы другой трапезы.
Завтрака.
Гуревич понял, что эта странность не прошла мимо внимания Милы, и встал перед ней:
– Вам рассказали, как нам удалось установить личность Роджера Валина?
– Еще нет.
– Около шести утра, на заре, Валин выпустил маленького Джеса из кладовки, привел его сюда и подал ему овсяные хлопья, апельсиновый сок и шоколадный кекс.
Обыденность ворвалась в повествование ужасов. Такие вот неожиданные отклонения и будоражили Милу по-настоящему. Покой посреди безумия обычно не сулит ничего доброго.
– Валин присел рядом с ребенком и подождал, пока тот поест, – продолжал Гуревич. – Как вы и сказали, семнадцать лет назад Валин четыре дня провел рядом с трупом матери. Может быть, этим утром он оставил мальчика Джеса в живых, чтобы и тот пережил нечто подобное. Факт тот, что время завтрака Валин использовал, чтобы в точности поведать, кто он такой. И дабы удостовериться, что мальчик все правильно запомнил, даже заставил его записать услышанное.
– Но с какой целью? – не понимала Мила.
Гуревич дал знак потерпеть, скоро все станет ясно.
– Джес – храбрый мальчик, правда, Борис?
– Очень храбрый, – согласился инспектор.
– Несмотря на происшедшее, он до недавнего времени сохранял спокойствие. Потом сломался и отчаянно зарыдал. Но до того успел ответить на все вопросы.
– Когда ему показали фотографию Валина – ту, где на счетоводе светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук, – Джес его сразу узнал, – включился Борис, помрачнев. – Но когда мы попросили описать его во всех подробностях, например, как он был одет, мальчик снова показал на фотографию… «Так» – вот и все, что он сказал.
Мила опешила.
– Это невозможно, – вырвалось у нее: перед глазами снова всплыла фотография из Зала Затерянных Шагов.
– Именно, – кивнул Гуревич. – Мужик пропадает в возрасте тридцати лет. Потом выползает на свет божий в сорок семь, в той же одежде, что и семнадцать лет назад.
