– Что случилось? – вскрикнул Борис, которому все это надоело.
– Мы его потеряли, – не замедлил сообщить сержант.
– Что значит – потеряли?
– Вам никто и не обещал показать лицо, я хотел, чтобы вы убедились: преступник действовал один.
– Тогда зачем вы десять минут пичкали нас этой мурой?
Инспектор был вне себя. Сержант не нашелся что ответить. В явном замешательстве он сделал технику знак:
– Сейчас посмотрим в замедленном темпе.
– Надеюсь, ради вашего блага, что на этот раз всплывет что-нибудь.
– Погодите, – остановила их Мила. – У вас есть записи, сделанные в день перед убийством?
Сержант не уловил связи:
– Да, мы изъяли записи за целые сутки. А зачем они вам?
– Он знал, где расположены видеокамеры. Он провел рекогносцировку.
– Не факт, что он этим занимался накануне убийства, – возразил полицейский.
В голове у Милы вызревала некая мысль. Он хочет, чтобы его опознали, но только не эти дилетанты. Это как одежда Роджера Валина или обручальное кольцо Нади Ниверман. Он подвергает нас испытанию. Убийца хотел быть уверен, что перед экраном окажутся нужные люди: в данном случае те, которые уже занимаются этим расследованием. Зачем это ему?
– Все равно давайте попробуем, – попросила Мила. – Вдруг нам повезет. – Хотя она была уверена, что везение тут ни при чем.
Борис повернулся к ней:
– Если ты права, достаточно просмотреть записи с одной камеры. Какую выбираем?
– Ту, которая над перекрестком: обзор широкий и изображение четкое.
Сержант отдал распоряжение технику, и просмотр продолжился.
На экране показалась та же улица, которую они видели недавно, но при дневном свете. Бесконечный поток машин и пешеходов.
– Прокрутите в убыстренном темпе, – попросила Мила.
Люди убыстрили шаг, машины помчались стремительней. Казалось, будто полицейские смотрят комедию времен немого кино. Но никому было не до смеха, напряжение буквально висело в воздухе. Только бы я не ошиблась, молилась про себя Мила. У них оставался единственный шанс, и Мила отдавала себе отчет в том, что интуиция могла ее подвести.
– Вот он! – триумфально провозгласил сержант, ткнув пальцем в угол экрана.
Техник перевел изображение в нормальный режим скорости. Они увидели в глубине кадра, как человек в бейсболке идет по тротуару. Он шел, нагнув голову, сунув руки в карманы плаща. Остановился у перекрестка, присоединившись к другим пешеходам, которые ждали зеленого сигнала светофора, чтобы перейти улицу.
Ты обязательно должен посмотреть наверх, твердила Мила про себя. Иначе как ты определишь, где камера? Ну, давай же, давай, подбадривала она человека на записи.
Пешеходы двинулись с места, значит зажегся зеленый свет. Но человек, за которым они следили, остался стоять.
– Что это он, а? – недоумевал сержант.
Действительно, подозреваемый вел себя странно. Мила начинала понимать. Он выбрал камеру на перекрестке по той же причине, что и мы: обзор широкий, изображение четкое, повторила она про себя. Он определенно хочет что-то нам показать.
Подозреваемый поставил ногу на кромку канализационного люка и склонился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Сделав это, поднял голову точно в направлении камеры. Потом – совершенно невозмутимо – снял с головы бейсболку и помахал ею.
Приветствие предназначалось именно им.
– Это не Роджер Валин, – заметил Борис.
– Экий ублюдок! – разозлился сержант.
Ни тот ни другой его не узнали.
Только один человек в этой комнате вспомнил, кто это. Мила. Не только потому, что лицо подозреваемого красовалось на стене в Зале Затерянных Шагов. Истинная причина заключалась в том, что этот человек много лет ежедневно представал во плоти перед ее глазами, сидя напротив нее за рабочим столом, в Лимбе.
Я ищу их везде. Ищу всегда.
Так говорил до того, как исчезнуть, Эрик Винченти.
Бериш
ПРОТОКОЛ 511-GJ/8
Текст СМС-сообщения, отправленного убийцей Виктора Мустака – утонувшего в
19 сентября 2012 г. – с сотового телефона жертвы:
«Длинная ночь наступает. Армия теней уже в городе. Они готовят его пришествие, ибо он скоро прибудет сюда. Маг, Заклинатель душ, Господин доброй ночи: больше тысячи имен у Кайруса».
20
Всем хотелось поговорить с Саймоном Беришем.
Было в нем что-то такое, что заставляло людей раскрываться, рассказывать все, вплоть до самых личных, интимных подробностей. И это началось не вчера, ведь он – задним умом – понял, что всегда обладал таким талантом. Вот, например, учительница, непонятно почему, ему одному поведала о своей связи с замдиректора школы. То есть не открытым текстом, но смысл был тот самый: «Саймон, господин Джордан вчера прочел твое сочинение у меня дома. Он сказал, что ты неплохо пишешь».
В другой раз Венди, первая красавица школы, ему одному призналась, что поцеловала свою соседку по парте. И поделилась впечатлением: «Это было вау-лшебно». Венди придумала новое слово, чтобы открыть ему свою самую жгучую тайну. Но почему ему, самому невезучему мальчишке в школе?
В сущности, за несколько лет до Венди и учительницы его родной отец проделал более или менее то же самое. «Если в какой-то из ближайших дней ты не услышишь, как я заезжаю в переулок и как мотор моей машины рокочет на подъеме, не беспокойся обо мне, но позаботься о матери». По правде говоря, не слишком подходящая фраза для ушей восьмилетнего мальчика. И сказал ее отец не для того, чтобы сын почувствовал ответственность, а для того, чтобы самому облегчить совесть.
Воспоминания вдруг нахлынули все вместе, а с ними и всякие мысли. Не то чтобы они были грустными или неприятными. Просто по прошествии времени Бериш не знал, куда от них деваться.
– …а Джулиус так напился, что вошел не в то стойло, и вместо коровы там стоял бык весом в тонну и пялился на него. – Закончив байку, Фонтейн от души расхохотался, и Бериш вслед за ним, хотя половину анекдота прослушал.
Последние полчаса были заняты сельскими похождениями Фонтейна. Добрый знак: фермер начинает расслабляться.
– Сколько у тебя выходит овса? – спросил Бериш.
– Пару силосов
[3] за сезон. Я бы сказал, немало.
– Черт, я и не думал, что так много! – восхитился Бериш. – А на этот год какие прогнозы? Я слышал, были проблемы с осадками.
