Сильвия заметила, как он шарит глазами по комнате:
– Красивый у меня сыночек, правда?
– Воображаю, как ты им гордишься.
– Горжусь, – согласилась она. – Здесь он еще совсем ребенок, а теперь уже вырос, знаешь ли. Видел бы ты, какой он сейчас. Рядом с ним себя чувствуешь старой, отсталой.
– Не боишься, что он с минуты на минуту вернется? И застанет меня здесь?
Он хотел было встать, но Сильвия нежно положила ему руку на плечо и усадила обратно:
– Успокойся. Он уехал на какое-то время, говорит, что должен «набраться опыта». – Она поморщилась. – И собственно, кто я такая, чтобы его удерживать? Сын есть сын: сегодня просит у тебя какао с молоком, а завтра требует свободы и независимости.
Только увидев Сильвию, Бериш опасался, что Стеф – проповедник – обращался и к ней, убеждая совершить убийство в знак признательности за помощь, оказанную двадцать лет назад. Но возможно, капитан даже и не стал пытаться, ведь в ее случае план построения новой жизни великолепно сработал. Не было в этом доме ни следа разочарования или обиды, за которую хотелось бы поквитаться.
Бериш оторвал взгляд от Сильвии, ему не терпелось задать вопрос:
– Интересно, кто фотографировал тебя с сыном? – Потом он уточнил: – Я имею в виду, есть у тебя муж или, не знаю, друг?
Сильвия состроила забавную гримаску:
– В моей жизни никакого мужчины нет.
Саймон старался этого не показывать, но ответ порадовал его. Хотя он тотчас же упрекнул себя за эгоизм: Сильвия всегда была одна в целом мире и больше других заслуживала нормальной семьи.
– Что ты делала эти двадцать лет? – Он ожидал, что ответ Сильвии придаст смысл годам, прошедшим в ожидании.
– Забывала. – Сильвия говорила начистоту, не таясь. – Знаешь, как это трудно? Требуется решимость и упорство. Когда мы познакомились, я была несчастной девочкой. Не знала, кто мои родители. Почти все детство провела в приюте. Никто никогда не заботился обо мне. – О последней фразе она все-таки пожалела, опустила глаза. – Разумеется, я не говорю о том, что было между нами.
– Зато я на протяжении лет старался помнить все о тебе. Но подробности исчезали, и я ничего не мог с этим поделать.
– Мне жаль, Саймон, – перебила она. – Мне жаль, что двадцать лет назад у тебя были неприятности по моей вине. Ведь ты был полицейским, в конечном счете.
– Неприятности? – Он изумился. – Я любил тебя, Сильвия.
Но по выражению ее лица Бериш понял, что она его чувства не разделяла.
Все двадцать лет он жил иллюзией. Каким идиотом был, что не понял этого раньше.
– Ты не смог бы спасти меня от печали, – попыталась она его утешить. – Только я сама смогла это сделать.
Последние слова Сильвии напомнили Беришу историю, рассказанную Милой: о бродяге, который жил рядом с ее домом и которому она оставляла еду.
Хочу выкурить его из норы, чтобы посмотреть в лицо… Не то чтобы я принимала его судьбу близко к сердцу, дело в том, что я должна уточнить: а вдруг это кто-то из обитателей Лимба.
В нескольких фразах она обрисовала свою полную неспособность испытывать сочувствие.
Я знать не хочу, счастлив он или нет. Несчастья людей интересуют нас только тогда, когда отражают наши.
Бериш вдруг понял, что он мало чем отличается от Милы. Он никогда по-настоящему не задавался вопросом, что чувствует Сильвия. Заранее решил, что она счастлива, только потому, что был счастлив сам.
Испытывая чувство, мы всегда претендуем на взаимность, а когда не получаем ее, считаем, будто нас предали, – вот что осознал спецагент в эти несколько секунд.
– Не нужно оправдываться, – сказал он, ласково глядя на Сильвию. – Тебе предложили новую жизнь, и ты приняла ее.
– Я ради нее солгала. – Она имела в виду ложное свидетельство, на основании которого был составлен фоторобот Кайруса. – Но главное, обманула тебя.
– Важно одно: что у тебя все хорошо сложилось.
– Ты это серьезно? – В глазах у нее стояли слезы.
Бериш взял ее за руку:
– Серьезно.
Сильвия благодарно улыбнулась ему.
– Пойду сварю кофе и поищу для тебя чистую рубашку, – сказала она. – Какая-нибудь из рубашек сына будет впору. Ты пока отдыхай, я скоро вернусь.
Спецагент смотрел, как она встает и выходит из комнаты, держа в руке губку, которой смывала с него кровь. Он не спросил, как зовут ее сына, а она не сказала. Но так, наверное, лучше: эта часть жизни Сильвии не принадлежала ему.
Он вдруг осознал, что годами изучал антропологию, чтобы понимать людей, но всегда упускал из виду, что анализ поведения проходит через сферу эмоций. Ведь любой жест – даже самый незначительный – диктуется чувством. После короткого разговора с Сильвией он догадался, что могло произойти с Милой.
Клаус Борис сказал, что она выбежала из дома матери в сильном волнении.
До этой минуты Бериш не придавал значения словам инспектора. А теперь чувствовал, что Мила, скорее всего, была чем-то уязвлена в тот вечер, когда исчезла.
И это наверняка было связано с ее дочерью.
Узнав, что Кайрус – проповедник, вспомнил он, агент Васкес не хотела продолжать расследование, боялась, что это дело слишком похоже на дело Подсказчика и может косвенным образом отразиться на девочке.
Если между ней и дочерью действительно что-то произошло, существовало единственное место, куда она могла пойти.
Место, где многие – включая Сильвию – отрешались от несчастий. Где, как говорил Стефанопулос, Мила могла найти билет без возврата, только туда, в неведомое.
– Как я мог быть таким бесчувственным. – Сам того не осознавая, Бериш проговорил это вслух.
И заметил Сильвию, которая стояла у двери с чистой рубашкой в руках и наверняка все слышала.
– Ты не расскажешь, почему тебя ищут? – На ее лицо набежала тень.
– Это долгая история, и я не хочу тебя в нее впутывать. Сейчас я уйду, а ты будешь жить, как жила. Обещаю: никто не свяжет меня с тобой или твоим сыном.
– Ты бы хоть поспал немного, у тебя усталый вид. Ложись на диван, я принесу одеяло.
– Нет, – отказался он. И на этот раз твердо. – Я нашел ответ, и больше мне желать нечего. Теперь я должен идти: есть человек, который во мне нуждается.
66
Вращающаяся дверь снова вбросила его в застрявшее между иллюзией и реальностью измерение отеля «Амбрус».
Такое впечатление, думал Бериш, что он не просто входит в гостиницу. Нет, снова пересекает границу параллельного мира – плохо сработанного богом-обманщиком подобия того, знакомого. Спецагент не удивился бы, обнаружив, что, к примеру, закон всемирного тяготения здесь не действует и можно ходить по стенам.
