Поляков почти не спал всю ночь, ворочался, снова и снова перед глазами вставал образ Мирославы. А утром, едва взошло солнце, вскочил с постели и, одевшись, отправился к реке. Нет, он не надеялся встретить Миру, как раз наоборот, предполагал, что в это время она еще спит. Ему просто нужно было пройтись по росистым высоким травам, вдохнуть полной грудью свежий влажный воздух, освежить голову, умывшись речной водой, и развеять безумные надежды, родившиеся ночью. Мира никогда не станет его. Она никогда не простит того, что сделали с хутором и ее жизнью, а Степик и Гарик, в свою очередь, не простят ему предательства. Это было каким-то наваждением, которое не желало проходить, но, понимая безнадежность ситуации, Леша опять зачем-то пошел к ее дому. Его тянуло туда, как магнитом. Сердце отчаянно колотилось в груди, как у счастливого влюбленного, спешащего на свидание. Полякову хотелось видеть ее. Пусть издалека, пусть мельком, неважно, только бы увидеть ее…
Прошло несколько дней, прежде чем Алексей, собравшись с мужеством, решился встретиться с девушкой и поговорить. Все это время он обдумывал предстоящий разговор, прокручивая в голове все, что хотел бы сказать, предполагая, какой могла бы быть реакция Мирославы, пытался найти убедительные доводы… Гуляя по лугу, он собирал цветы и каждый вечер оставлял букеты на подоконнике домика бабы Нины, мечтая хоть издали увидеть Миру, но она, как будто испугавшись чего-то, не выходила из дома.
Цветы на подоконнике исчезали, предположительно выбрасывались. К окну, заслышав шорох, Мирослава не подходила. Но однажды Поляков издали заметил ее тонкий силуэт.
День клонился к вечеру, где-то за лесом то и дело вспыхивали далекие зарницы, пронзительно пахла медуница, воздух был неподвижный и душный. Бабушка еще с утра сказала, что к ночи будет гроза. Алексей заглянул в Интернет и проверил. Синоптики в самом деле прогнозировали грозы в их районе.
Увидев девушку, Леша ощутил, как сердце забилось сильнее, захотелось побежать за ней, остановить, взять за руку, посмотреть в глаза. Но он не посмел, боясь испугать ее и обратить в бегство, не сокращая расстояния, он пошел следом.
Мира шла по лугу, наклоняясь и срывая цветы. Ромашки, лютики, медуницу и васильки она собирала в большой букет.
Миновав деревенские огороды, Мира свернула к лесу, и парень ускорил шаг. Он догадывался, что она направляется к сгоревшему хутору. Туда, куда Алексей добровольно не пошел бы никогда. Страшным было то место, пугающим, там осталось слишком много недоброго, злого, накапливаемого годами, десятилетиями. Молодой человек хотел бы навсегда забыть все, что было связано с ним, и никогда не возвращаться. Но туда направлялась Мира, и он не мог допустить, чтобы на хуторе она осталась одна.
Мирослава шла не торопясь, так, как будто и ей путешествие к сгоревшему хутору давалось с трудом. Но все равно шла…
Врачи запретили ей любые волнения, но вряд ли она следовала их указаниям. Она не дорожила своей жизнью, Поляков это знал. Наверное, он до конца жизни не сможет забыть, какой испытал страх, когда она чуть не бросилась в огонь. Тогда он будто заглянул в глаза смерти, и, возможно, именно это заставило его по-другому посмотреть на происходящее. Страх подспудно продолжал жить в его душе, не отпуская и порождая кошмары, от которых Поляков просыпался среди ночи в холодном поту. Леша боялся, что Мира может завершить то, что ей не удалось в тот страшный зимний день, и никого не будет рядом, никто не сможет ее остановить. Этот страх и гнал его вперед. Алексей почему-то решил, что именно завершить неудавшееся зимой она и шла на хутор.
Разумеется, Поляков не знал, что Мира побывала на хуторе уже не один раз. Он даже не догадывался, что хутор, то, что от него осталось, стал для девушки своеобразной могилой, где был погребен не только Вадим, но и она сама, со всеми ее мечтами и надеждами на счастье.
Леша не догадывался об этом, потому что знал правду.
Пройдя вброд речку, миновав лес, Поляков вышел на заросшую травами поляну, в центре которой много лет стоял хутор. Теперь же гору обгоревших бревен, кирпича, шифера, стекла и искореженной мебели медленно обступали крапива и бурьян. Они словно стремились поскорее поглотить пепелище, спрятать, скрыть от людских глаз, предав забвению.
Леша огляделся, но Миры не увидел. Вот только что она шла впереди и вдруг исчезла. С возрастающей тревогой в груди Поляков двинулся к пепелищу и скоро увидел ее.
Она сидела рядом с горой обгоревшего мусора и, не мигая, смотрела прямо перед собой. Руки безвольно опустились на колени, перехваченные резинкой волосы трепал ветер, качалась крапива, то и дело касаясь ее обнаженного плеча, но Мира этого не замечала, а рядом лежал огромный букет луговых цветов.
Бесшумно ступая, Поляков подошел очень близко, но девушка не обернулась. Как и там, дома, она, казалось, была отрешена от внешнего мира, полностью погрузившись в свое горе. А Леша, вглядываясь в черты ее лица, ужаснулся. Как мало в ней осталось от прежней Миры. Теперь она казалась лишь тенью, жалким подобием той девушки, которую он увидел впервые в доме бабы Нины и в которую безоглядно влюбился. Похудевшее, бледное лицо со слишком большим ртом, заостренным носом, темными тенями под глазами, тяжелым подбородком. Неужели жизнь навсегда ушла из нее, и уже никогда девушка не улыбнется, не засмеется?..
— Мира! — окликнул ее Алексей и увидел, как та вздрогнула и медленно обернулась. Глаза из-за темных теней казались больше, чем он помнил. Такие же необыкновенные, но безжизненные, пустые, не выражающие ничего. — Он не умер, Мира! Тебе некого здесь оплакивать! Дом был пуст! — сказал Поляков, безотрывно глядя в ее глаза.
— Это неправда, — едва слышно произнесла девушка, медленно поднимаясь на ноги и отступая назад. — Он ждал меня…
— Нет, не ждал! — покачал головой Алексей.
— Он ждал меня! Ждал! — упрямо повторила Мира, не желая слушать Полякова, не желая ему верить.
— Мира, он ушел. Его не было на хуторе. Он растворился в небытии тем же утром! Поверь мне…
— Нет, он ждал меня, а вы убили его!.. — выкрикнула девушка и побежала, не разбирая дороги, подальше от Леши и его слов, туда, где небо сливалось с землей, мечтая навсегда раствориться, исчезнуть, улететь. И ее не пугали усиливающиеся зарницы и первые далекие раскаты грома. В тот момент, когда она наконец осознала и примирилась со смертью Вадима, чувство страха перестало для нее существовать.
Глава 16
Мира бежала и бежала вперед, падала, поднималась, задыхалась, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется, но не останавливалась. Где-то на поляне у пепелища остался Поляков, но бежала Мира не от него. Его слова… Вот что заставляло девушку до боли сжимать пальцы, впиваясь ногтями в ладони. Его слова, проникнув в сознание, вызывали бурю, не сравнимую с той, что черными громадными тучами наплывала издалека, поглощая небо и землю. Непрестанно сверкающие синим пламенем зарницы, раскаты грома и отдаленный гул казались Мире пустяками по сравнению с тем, что творилось в ее душе.
