– Ногти
жалко! – захныкала я, любуясь в последний раз на свои пальчики с
пятисантиметровыми «копытцами» сиреневого цвета.
– Стриги
давай! Модница, блин… Сказали тебе нельзя – значит, нельзя! Я и так удивляюсь,
как ты этакими когтищами вилку‑то держишь! – Татьяна пристроилась ко
мне сзади и начала заплетать косу. – Расскажи‑ка мне лучше вот что:
на кой шиш ты вздумала просить деньги прямо сегодня?
– Чтоб платье
купить… Тань, а Тань, одолжи мне пять тысяч? Ну, можно четыре…
– Ты что,
издеваешься?! Я ей говорю, что мне одеться не на что, а она мне – «одолжи пять
тысяч»! Блин, ума палата!..
– Ладно‑ладно,
не ругайся.
– …И с какой
стати это платье понадобилось тебе именно сегодня, скажи, пожалуйста?
Я выдержала
театральную паузу, а затем торжественно объявила:
– Иду на
свидание с Геной!
И резко
обернулась, чтобы оценить Танькино выражение лица. Что на нем будет? Удивление?
Зависть? Радость за меня? Ответ разочаровал: на подругиной физиономии не
отображалось ничего, кроме всегдашней деловитости. Косичка от моих резких
телодвижений вырвалась из ее рук и расплелась.
– Ну вот,
придется начинать заново! – констатировала Татьяна вместо того, чтобы
начать выспрашивать про Геннадия.
– Вот нет,
чтобы поинтересоваться, что да как!
– Рассказывай! –
примирительно усмехнулась подруга.
И я обо всем
рассказала.
Дело началось с
того, что вчера вечером я, уже ни во что не веря, решила использовать последний
канал связи, имевшийся на странице Геннадия – электронную почту. На сочинение
любовного послания, состоящего из пяти строк, ушел целый час. Не стану
пересказывать тут его, скажу только, что письмо вышло очень, очень, очень
романтичным, откровенным и красивым. Подписать его решила буквой. «У.» было
слишком прозрачно (вряд ли у Ищенко много знакомых с именами или фамилиями на
«У»), «Г.» навевало нехорошие ассоциации, поэтому я выбрала букву «А». Ящик для
отправки использовала, разумеется, тоже не свой, зарегистрировала специальный:
zaika‑rybka@yaschik.ru.
Итак, сегодня
утром, перед тем как отправиться в «Гуддэй», я нашла пару минут, чтоб слазить в
почту – без особой, впрочем, надежды. Каково же было мое удивление, когда
ответное послание обнаружилось в моем ящике! «Отказ? – пронеслось в
голове. – Отшивает? Отстать предлагает?». Открыв письмо, я не поверила
своим глазам. «Давай встретимся. Прямо сегодня. В шесть вечера в сквере…» –
гласило послание. Я перечитала его десять раз. Могла бы, конечно, и двадцать,
но пора было идти на работу.
– Вот почему
фуксиевое платье нужно мне уже сегодня! – заключила я, отстригая последний
ноготь.
– Ничем не
могу помочь, – пожала плечами Татьяна.
И мы принялись за
работу.
Кафе работало с
девяти, но прийти пришлось в восемь утра: заведение следовало подготовить к
открытию. Работники вытирали прилавок, выкладывали на витрины продукты,
разогревали жаровни и тостеры. Нашим уделом был зал. Таньку запрягли протирать
ножки у стульев, а я кое‑как намочила огромную швабру, кое‑как
отжала с помощью специального рычага и принялась мыть ею пол, усиленно
размышляя о своей нелегкой судьбе. Становился ли пол чище или не становился, не
было до конца понятно. Повозившись со шваброй минуты две‑три, я заметила,
что менеджер ушла из зала, и решила, что пора отдохнуть и завести какие‑нибудь
полезные связи. Вальяжно облокотилась о стойку, за которой трудились продавцы
гамбургеров и газировки, смерила их взглядом и дружелюбно произнесла:
– Эй, как
жизнь, народ? Не надоело еще тут работать?
Ребята лишь
презрительно покосились в мою сторону и никак не отреагировали. Только один
белобрысый парень с агрессивной физиономией процедил тоном командира перед
провинившимся солдатом:
– Слышь, ты?
Иди давай пол мой! Чего развалилась?
– Твое‑то
какое дело? – перешла я в контрнаступление. – Чего раскомандовался?
– А
того! – ответил парень. – Я тут подольше твоего работаю и побольше
твоего понимаю! Гости придут, а пол грязный! Думаешь, это нормально?
«Гостями», как нам
объяснила Катя, следует называть посетителей заведения. Кстати, а вот и она…
– Так,
Ульяна, почему отдыхаем? Пол не вымыт! В первый день уже ленимся?
Стиснув зубы, я
поплелась туда, где оставила швабру, но так и не дошла до нее.
– Можешь пол
пока оставить! – послышался голос начальницы за спиной. Швабры она почему‑то
называла именно этим словом. – Идем‑ка со мной, надо кое‑что
тебе показать.
Получив отсрочку
от мытья пола, я обрадовалась. И напрасно! Очень скоро я и Катя оказались в туалете.
Гадком, мерзком туалете забегаловки. На внутренней стороне его двери висела
какая‑то таблица. «Пол, стены, унитаз, бачок, бумага, мыло, раковина,
подпись» – быстро прочитала я названия столбцов. В строчках значились какие‑то
часы и минуты.
– Назначаю
тебя ответственной за туалет! – торжественно произнесла Екатерина. –
Каждые полчаса ты должна проверять, все ли здесь чисто, все ли в порядке,
хватает ли бумаги и мыла. Ставить галочки в каждую клеточку и расписываться.
– А если не в
порядке? – грустно спросила я, уже предвидя ответ.
– Мыть, что ж
еще, бестолковка ты этакая! – ласково ответила начальница и потрепала меня
по плечу, словно благославляя на подвиг.
Пять часов спустя
туалетный табель уже пестрел моими автографами, а сама я валилась с ног. Мы с
Танькой носились как угорелые, едва успевая собирать со столов грязные подносы
и выбрасывать их содержимое в специальные мусорные тумбы по углам зала. А ведь
надо еще задвигать стулья, протирать залапанные витрины, своевременно выносить
мусор, следить, чтобы на стеклянных дверях заведения не было жирных пятен… не
говоря уже об уборке туалета! При этом посетители заведения постоянно
покрикивали на нас: им, видите ли, казалось, что уборка делается слишком
медленно, хотя мы работали на пределе возможностей. Если что‑то и не
получалось, то виноваты были они сами: постоянно вертелись у нас под ногами,
мусорили, раскидывали объедки, тратили бумагу в туалете… в общем, ужас. Взять
хотя бы пол. На улице недавно прошел дождь, и вся порожденная им грязища
тащилась на подошвах башмаков гостей к нам в зал. Катя то и дело требовала от
нас взяться за швабру, но стоило только вымыть самый крошечный кусочек пола,
как какой‑нибудь противный посетитель тут же перся на него своими
грязными ножищами. И эти люди еще были недовольны, что им подают жареные
пельмени на картонных подложках! Да большего они и не заслуживали!
В редкие моменты,
когда поток посетителей ослабевал, я пыталась навести кое‑какие мосты
внутри коллектива. Первым делом решила заговорить с третьей, кроме нас с
Танькой, уборщицей зала – Гюзелью.
