– Давно тут
работаешь?
– Две
недели, – нехотя отозвалась та.
– А сколько
тебе лет?
– Восемнадцать.
Восемнадцать…
Кажется, я уже видела эту девушку, когда приходила сюда в конце июня и в
очередной раз дала зарок не переступать больше порога «Гуддэя». Да‑да,
точно! Это она тогда бродила по грязному залу, как сонная муха, натыкаясь на
посетителей и убирая подносы со скоростью одна штука в час.
– Знаешь, я
тебя тут видела!
– Неудивительно, –
ответила Гюзель без особого энтузиазма. – Вот если бы ты увидела меня не
на работе – вот это было бы интересно!
– В каком
смысле?
– Да в таком,
что за эти две недели у меня был всего один выходной! Тусуюсь тут ежедневно, от
открытия до закрытия, по четырнадцать часов в день! Даже выспаться некогда!
– Но почему
так долго?
– Потому что
заведению не хватает работников! Все же такие крутые, фу‑ты, ну‑ты,
в восемнадцать лет хотят уже быть начальниками! Вот я одна и пашу за троих.
– Значит, ты
получаешь три зарплаты? – обрадовалась я. – Может, тогда одолжишь мне
хотя бы тысячу…
– Держи
карман шире! Три зарплаты, ха‑ха! Да на нас экономят, как только могут! А
по тебе сразу видно, что ты на этой работе не задержишься.
– Это
почему?! – обиделась я, мгновенно отбросив мечту об увольнении и решив
назло Гюзели проработать в «Гуддэе» всю жизнь.
– Да
потому… – коллега широко зевнула и потянулась. – Пойду‑ка я
протру вон ту витрину. А ты ступай, распишись в своем туалете.
Блин! Я посмотрела
на часы: полвторого. И в самом деле, пора идти в туалет. А то как бы Катя не
заругалась!
Проверив, вымыв и
расписавшись, где положено, я вернулась в зал и убрала еще несколько подносов.
Между тем на улице опять начался ливень. Дождь распугал посетителей, зал
наполовину опустел, уборщики, кассиры и повара смогли расслабиться, а я решила
пообщаться с парнем, у кассы нагрубившим мне утром: судя по всему, он был очень
опытным и авторитетным работником.
– Вова, а
Вова! – обратилась я к кассиру, прочитав имя на бейджике. – Расскажи
мне, что ты сейчас делаешь? Хочу поскорей научиться всему и стать такой же, как
ты!
Парень, пока не
было посетителей, проводил какие‑то манипуляции с блюдом пирожных: одни
убирал, другие перемещал на их место, третьи вытаскивал из коробки и то там, то
сям тер блюдо скомканной салфеткой. Мое обращение к нему как к учителю явно
пришлось по душе Вове.
– Меняю
пирожные, как видишь, – ответил он покровительственным тоном. – У
этих срок хранения закончился, выбрасывать их пора. Более старые надо вперед
передвинуть, чтобы продать их в первую очередь. Новые выложить, чтобы тарелка
полупустая не стояла на витрине. Ну, и протереть ее, конечно. Ты же видишь,
шоколадом все измазано!
– Столько
возни из‑за пирожных! – удивилась я. – А без этого, что ли,
нельзя обойтись? Эти, старые, по‑моему, еще вполне съедобны…
– Что?!
Съедобны?! – вновь взорвался Вова. – Вот и будешь жрать их на обед!
Тупая, что ли? Думаешь, мы будем продавать гостям просроченную еду?!
– Да я
слышала, некоторые официанты вообще в компот плюют… – Я захихикала.
– Ты думаешь,
что говоришь, овца?! – пришел в ярость оскорбленный Вова. – Это
плохие официанты, понятно?! Которые не уважают ни себя, ни гостей! Так и заруби
себе на носу! Вот к тебе в гости люди придут, так ты что, гнильем их угощать
будешь?! В стаканы наплюешь, да?! Скатерь грязную постелишь?!
– Не знала,
что ты так серьезно ко всему этому относишься…
– Я отношусь
к работе как профессионал! – ответил кассир. – Думаешь, кто‑нибудь
зайдет в «Гуддэй» второй раз, если его покормят просроченными продуктами? То‑то.
А нет выручки – нет зарплаты.
Вова ласково
погладил блюда с пирожными, полюбовался на него со всех сторон и поместил его
на витрину.
– Ты что,
собираешься тут работать всю жизнь? – спросила я.
– Может, и
всю, если стану директором! А может, и в другой ресторан перейду, попрестижней,
когда колледж пищевой закончу… Тебе‑то какое дело? – спохватился
парень, снова посуровев.
– Да так…
просто интересуюсь… хочу поучиться у старших товарищей! – Я снова
подпустила чуток лести. – А взаймы у тебя не найдется… рублей… хоть
семьсот?
– Ага,
сейчас! – огрызнулся выдающийся ресторатор. – Может, тебе еще яхту
личную одожить и машину? Да кассирам вообще нельзя денег при себе иметь, знаешь
про это?
– Почему?
– Чтобы никто
не подумал, будто из кассы своровал… А, ладно, надоела! – Вова отмахнулся
от меня, увидев посетительниц, покидающих заведение. – Всего доброго!
– Спасибо,
все было очень вкусно! Обязательно придем к вам еще! – ответили две
старушки, кланяясь моему новому знакомому.
Тот в ответ
расплылся в улыбке. Потом заметил меня и вновь сдвинул брови:
– Ну, что
стоишь? Делать нечего? В тубзик сходи, распишись!.. Добрый день! Что вам
угодно?
Что ж это за
свинство?! Все только и делают, что посылают меня подписывать туалет! Злюки!
Нет, чтобы пообщаться, предложить дружбу… Может, это из‑за того, что у
меня короткие ногти, глупая деревенская косичка и отсутствие косметики на лице?
Точно! В этом все и дело, вероятно!
Проверять уборную
было еще не время, зал по причине малого количества посетителей был чистым, так
что Катя отпустила меня на обед. Впрочем, прочитав это слово, не спешите
воображать себе большую столовую, первое, второе и компот! Под «обедом» в
«Гуддэе» понималось право посидеть двадцать минут на лавочке в раздевалке, взяв
с собой бесплатно гамбургер и чай.
Стоило мне
устроиться между чьих‑то сумок и плащей и приступить к трапезе, как в
раздевалку влетела незнакомая девица в клетчатой форме с помятым, испачканным
чем‑то бумажным пакетом. Бросив на меня оценивающий взгляд и, видимо,
решив, что я не представляю для нее опасности, коллега развернула свое «сокровище».
Извлекла оттуда шоколадное пирожное и стала пожирать: иначе и не скажешь, судя
по тому, как жадно и быстро запихивала она лакомство в себя. Вот только
лакомство ли? Пирожные подозрительно походили на те, с кончившимся сроком
годности, которые Вова собирался выбрасывать.
– Приятного
аппетита! – осторожно начала я беседу.
– Угм… угум…
спасибо. Тебе тоже.
Я откусила
очередной кусочек от бутерброда, пожевала, подумала, и наконец, увидев, что
Алина (так было написано на ее бейджике) вытаскивает из пакета второе пирожное,
решилась спросить:
– А разве не
опасно есть просроченные продукты?
– М‑м…
Чав‑чав… Не, вообще нормально! Только черствые.
