– Живот не
заболит?
– Не заболит!
Я тут уже месяц ем старые тортики, кексики, бутерброды… Ни разу нигде не болело!
Бедная Алина!
Видимо, она настолько бедна, что даже не может покупать себе нормальную еду!
Мне стало до того жаль новую коллегу, что даже расхотелось просить у нее денег
на платье. Скорее пришло в голову дать немного своих.
– Голодаешь,
да? – спросила я.
– Не! –
Девушка, чавкая достала из пакета третье пирожное. – Просто сладкое люблю.
Ну и не пропадать же добру! Ведь все даром, все списано. На халяву и уксус
сладкий, как говорится! Наемся тут бесплатного, а дома уже ни покупать, ни
готовить не надо! Вот гамбургеры, хорошо, всегда в обертках выбрасывают, бери –
не хочу! Руку сунул в ведро – все твое. С пирожными сложнее…
«А у нее в горле
все не слипнется?» – подумала я с отвращением, стараясь не представлять того,
как Алина выуживает свою добычу из помойки. Тем временем любительница всего
бесплатного подумала о том же, о чем я.
– Что‑то
пить захотелось! – сказала она.
Прильнула к щелке
приоткрытой двери, убедилась, что в пределах досягаемости нет менеджера, и
выскользнула наружу. Через несколько минут она вернулась с пятью маленькими
коробочками сока, спрятанными под рубашкой.
– Уф! Едва
донесла! – сообщила Алина, высыпая на лавку картонные кубики.
– Это что,
тоже из мусорки? – спросила я удивленно, памятуя, что срок хранения соков
довольно большой.
– Да нет, это
со склада… – бросила коллега, допивая первый кубик.
– Со склада?
А разве там можно их брать‑то?..
– Ну в
принципе, нет. – И Алина открыла вторую коробочку. – Но ты никому
ведь не скажешь?
Я чуть не
подавилась своим бутербродом.
– Так это же…
воровство!
– Ой, да
ладно! – Алина махнула рукой. – Подумаешь, несколько соков! Чего, у
тебя, что ли, взяли?
– Да нет… Но
ведь…
– Слушай, да
плюнь ты на соки! – Коллега старательно запихала пустые коробочки под
скамейку, а целые как ни в чем не бывало принялась укладывать себе в
рюкзак. – Вот, хочешь, один подарю?
Ну уж нет!
Краденого мне не хотелось принимать даже в подарок.
– Может,
лучше пятьсот рублей одолжишь? – решила я сменить тему.
Подумав несколько
секунд, Алина ответила вопросом на вопрос:
– А туалеты
кому поручили? Тебе? Ну так, может…
Не дожидаясь
рекомендации пойти проверить отхожее место, я встала со скамейки и отправилась
обратно в зал – работать.
Вошла – и чуть не
закричала от неожиданности!
За маленьким
столиком возле окна сидел Гена. Мой Геночка! В кафе было немало народу, а
Ищенко расположился отнюдь не в самом заметном месте, однако я увидела его в ту
же секунду, как оказалась в зале. Вот что значит любовь!.. Впрочем, вероятно,
так случилось просто потому, что остальных посетителей я попросту не замечала:
с момента поступления на работу настоящими людьми стали казаться мне лишь
коллеги, гости же воспринимались чем‑то вроде предметов труда, и, в
общем, не имеющих значения, как гамбургеры, швабры или подносы. Любопытно, что
раньше, когда я приходила в «Гуддэй» в качестве клиента, все было с точностью
до наоборот: посетители меня интересовали, а вот персонал казался декорациями.
Напротив Гены был
какой‑то парень. На столе между ними размещалось здоровенное картонное
ведро с жареными пельменями. «Неужели дети олигархов посещают подобные
заведения? – пронеслось у меня в голове. – Неужели они не гнушаются
«Изрядными» во фритюре?»
Искать ответы на
эти вопросы было некогда. Надо было срочно скрыться! А еще более срочно – найти
Таньку! Где она вообще?..
Татьяна
обнаружилась в инвентарной – маленьком чулане, где хранились швабры и моющие
средства. Усевшись на край большой металлической емкости, представлявшей собой
нечто среднее между раковиной, ванной и полом душевой кабины, она стирала какую‑то
тряпицу.
– Ищенко!
Там! За столом! – выдохнула я, влетев в чулан.
– Ага, я
видела.
– И ты
говоришь об этом так спокойно?
– А как мне
говорить об этом? – Танька усмехнулась. – Это же ты влюблена в этого
перца, а не я. Вот и подойди к нему, поздоровайся. Тортиком угости… Или ты уже
съела свою сегодняшнюю норму?
Каждому работнику
кафе в течение рабочего дня позволялось в качестве обеда употребить товара на
определенную сумму. Те, в кого фастфуд уже не лез, иногда угощали своей нормой
заглянувших в «Гуддэй» приятелей. Впрочем, мне сейчас было совершенно не до
еды.
– Блин, ну,
Тань, ты смеешься?! Хочешь, чтобы я подошла к Геннадию в этом прикиде?
Ненакрашенная, без украшений, с этой деревенской косичкой и в клетчатой
рубашенции?
– Сделаешь
ему сюрприз…
– Ага!
Неприятный сюрприз! Я бы даже сказала, очень неприятный! Ищенко будет в
восторге, если узнает, что девушка, которую он пригласил на свидание, моет
туалеты в забегаловке!
– Да ладно
тебе… Мы же не воруем. И не занимаемся чем‑то предосудительным.
Ох, ладно… Спорить
с Танькой не хотелось, время уходило.
– Можешь
покрутиться около Гены и узнать, про что он говорит с тем пацаном? –
спросила я. – А я за тебя тряпки постираю… Что за тряпки, кстати?
– Да столы
протирать! – Подруга сунула мне в руки мокрый ком и поспешила в зал.
Что ж, если
стирать медленно, тряпок должно хватить надолго, решила я. Надеюсь, до самого
ухода Гены и его приятеля у меня будет благородный предлог не казать носу в зал
и не подвергаться риску быть увиденной. Я буду стирать до‑олго, до‑о‑олго,
до‑о‑о‑олго…
– Эй, что ты
тут возишься? – раздался над головой голос Кати. – Забыла про туалет?
У тебя там за три часа не расписано, а скоро уже полчетвертого! Да посмотри,
какие грязные там раковины! Вымыла – и в зал! А тряпки подождут.
Делать было
нечего. Вжимаясь в стену, стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее,
закрыв лицо бейсболкой, я пересекла зал: уборная находилась в противоположном
от инвентарной конце заведения. Прошмыгнула в зону своей ответственности,
выдохнула, быстро прибралась и расписалась. Хм… а не остаться ли мне здесь в
целях безопасности? Час‑другой в кабинке общественного туалета – ничто по
сравнению с позором предстать перед Геной в роли уборщицы.
Сначала сидеть
(вернее, стоять, бессмысленно пялясь на унитаз) в запертой кабинке гуддэевского
сортира было не так уж и скучно. Мысли о том, что жертва не напрасна и Гена
никогда в жизни не догадается, что я работала убиралкой, зато сможет увидеть
свою суженую в фуксиевом платье, помогали. Потом стало уныло. Ноги затекли от
стояния на одном месте. Обстановка кабинки окончательно опротивела: впрочем,
как и бестолковые людишки, без конца стучащиеся в запертую дверь и пытающиеся
открыть ее, несмотря на красный маячок возле ручки.
