– Ульяна!!!
Сейчас‑сейчас!
Кладу верхнюю булочку, заворачиваю… Кривоватенько, конечно, получилось, но,
думаю, сойдет для первого раза. Все, забирайте! Теперь надо сделать…
– Салат
овощной!
– Ножек!
– Крылышек!
– Хрюкерсов!
– Гамбургер!
– Фишбургер!
– Быстренько,
быстренько!
Господи, да это
просто ужас! То надо, это надо… все надо! И на все я одна!
– Ульяна,
гости ждут!
Да пусть хоть
обождутся! Могли бы и дома поесть! Неужели никто из них не отнесется с
пониманием к тому, что я просто физически НЕ УСПЕВАЮ?!
Я носилась как
угорелая от морозильника к тостеру, от тостера к разделочному столу, от стола к
фритюрнице, от фритюрницы к тепловому шкафу. Хваталась то за одно, то за
другое, то за третье, постоянно слышала окрики и в итоге не могла сделать
ничего. Внутри назревала истерика. Хотелось бросить все, убежать, упасть и
заплакать от истощения и бессилия. В итоге я действительно растянулась. Прямо
на кухонном полу. Поскользнувшись на раздавленной котлете.
На грохот
прибежали Таня с Колей.
– Ты жива?
– Ох, ну тут
и грязища! Таня, помоги ей. Я один пока что в баре справлюсь.
Вместе с подругой
мы более‑менее разгребли весь этот кошмар, который на меня навалился.
Увидев, как ловко получается у Татьяны жарить курицу, складывать бутерброды и
резать неподдающиеся помидоры, я потребовала передать кухню ей, а себя
перевести в бар помощницей кассира.
– Ну, того‑этого,
ладно, – ответил начальник.
Бегать за
прилавком взад‑вперед, принося и складывая на подносы гостей бутерброды,
жареную картошку и газировку, оказалось заметно легче, чем выбиваться из сил на
кухне. Правда, приходилось еще и как‑то успевать прибираться в зале, но
это все равно было лучше, чем жарить и резать. Первое время я исправно собирала
заказы и успешно покрикивала на Татьяну, возившуюся по ту сторону бутербродного
стеллажа. Количество просыпанной на пол картошки не превышало 10 % от
общей массы, а время обслуживания клиента было всего в три‑четыре раза
больше норматива. Вот только один важный недостаток работы за прилавком,
которому я поначалу не придавала особенного значения, начал сказываться
довольно быстро. Этим недостатком было присутствие посетителей и необходимость
с ними общаться.
И кто бы мог
подумать, что народ у нас в стране такой привередливый! За полчаса работы в
баре мне пришлось выслушать не меньше десяти претензий. Одному не нравилось,
как криво завернуты сэндвичи, другой жаловался на подгоревшие крылышки, третий
обругал сделанный тяп‑ляп овощной салат… Перед каждым гостем Коле
приходилось рассыпаться в извинениях, так, как будто в том, что пища плохо
приготовлена, виноват он, а не мы с Танькой. Меня мененеджер не ругал, но
чувство стыда от этого было только больше. Никогда еще я не ощущала себя
настолько слабой и никчемной!
Толпы гостей
здорово потрепали нам нервы, но это, как оказалось, были только цветочки.
Заявившаяся около полудня расфуфыренная девица превзошла всех критиканов,
вместе взятых.
Она бросилась мне
в глаза сразу, как только зашла: бело‑желтые нарощенные волосы до пояса,
черные очки в пол‑лица, толстые губищи, надутые силиконом, ярко‑красные
искусственные когти, узкие джинсики, открывающие поясницу, туфли на каблуках,
блестящая кофточка – ее я, заядлый читатель журналов, мгновенно определила как
часть новой летней коллекции Дольче и Габбаны. И почему‑то сразу ощутила
неприязнь к этой особе. До того сильную, что сама удивилась! Это было тем более
странно, что пару дней назад, встретившись с такой разряженной девушкой, я
навярняка признала бы в ней родственную душу и захотела бы подружиться. Что же
случилось? Почему вместо того, чтобы обрадоваться гостье, я подумала:
«Кривляка! Наверняка она не умеет ни готовить салаты, ни жарить куриные крылышки!
И вульгарная такая! Дали бы девицу мне – я бы ее в два счета переодела…»
– А что это у
вас такой бардак? – выдала гостья в ответ на Колино приветствие. –
Подносы со столов, что, не судьба убрать?
Менеджер вежливо
извинился. Не объяснять же этой выпендрежнице, что сегодня его подвела вся
смена.
– Ладно… –
гостья скорчила такую рожу, как будто делает нам одолжение тем, что заказывает
еду. – Что у вас тут, гамбургеры? Фу! Такую дрянь не ем! Налейте чаю. И,
пожалуй, слайсик кэррот кейка.
– Кусочек
морковного тортика? – на всякий случай переспросил Николай.
– Вы что,
глухой?! Или русского языка не понимаете?! Слайсик кэррот кейка, я сказала!
«Интересно, за
каким лешим она перевела название блюда на английский язык?» – подумала я,
разыскивая полиэтиленовую перчатку.
– С вас сто
десять рублей, – сказал Коля.
– Ничего
себе! Ну обалдели! Так дорого, блин! Сто рублей – попить чаю в колхозной
столовке! Сдурели! Вот жадность‑то, а!
Гостья перебирала
обзывательства, видимо, не догадываясь, что те, кого она обвиняет в жадности,
отнюдь не назначают цен в кафе и получают за час меньше, чем стоит ее «кэррот
кейк». Коля ничего не отвечал на оскорбления. Я тем временем столкнулась с
непредвиденными трудностями.
Пирожные и тортики
обычно брали с витрины одноразовой полиэтиленовой перчаткой, и я находила это
довольно удобным. Только вот иметь дело с морковным тортом мне пока не
приходилось. Он оказался таким мягким, что грозил превратиться в кашу от
малейшего прикосновения. К тому же тот кусок, который я попыталась оторвать от
большого блюда, выставленного на витрине, как назло, прилип. Не взять ли другой
клин? Я протянула руку…
– Ты
чего?! – зашептал еле слышно начальник. – Мы же договаривались:
тортики продаем только по часовой стрелке! Они же там в соответствии со сроками
хранения разложены!
Вот блин! Пришлось
вернуться к прежнему, прилипшему куску. После нескольких моих попыток поднять
его и перенести на тарелочку «слайс» разлепился по линии крема на верхнюю и
нижнюю половины, обе измятые, совершенно непрезентабельные и с отпечатками моих
пальцев.
– И вам
хватит наглости подать мне эту раздавленную какашку? – живо
поинтересовалась клиентка, наблюдавшая за процессом. – Господи, ну и
сервис! Никогда в жизни не приду больше в эту рыгаловку!
– Не
беспокойтесь, мы все заменим, – невозмутимо ответил Коля, пока я счищала с
блюда и убирала на отдельную тарелочку останки погибшего «слайса». –
Ульяна, вон там есть лопатка для торта!
– Где? –
Я огляделась.
– Вот,
ворона! – прокомментировала посетительница.
У меня от
накопившейся усталости, нервотрепки, голода (было пора обедать) и обиды слезы
подступили к глазам.
