Имперский способ мышления сохранила — точнее, восстановила — и Турция Реджепа Тайипа Эрдогана. Лестные предложения, исходившие от клинтоновского лагеря, оказались повторным обманом: ориентировавшиеся на турецкую модель ихванские партии одна за другой теряют власть и влияние в странах Магриба, а Белый Дом, будто бы этого не замечая, продолжает требовать использования турецких баз для контроля над сирийской территорией. И Турции не остается ничего другого, как перевести «центр тяжести» политики на восток, к Средней Азии. И Анкара идет на сближение с Москвой вопреки афганскому капкану, теперь камнем висящему на турецкой субъектности. Встреча Путина с Эрдоганом стала продуктивной в том числе и по воле случайности: как раз перед этим визитом Джо Байден, представитель «антитюркского» клана в демократическом истэблишменте, пересолил с навязыванием политических условий Турции; агентство экологически-антикоррупционистского прессинга с площади Таксим переусердствовало с давлением изнутри; европейцы переусердствовали тоже, решив поставить Анкару перед еще несостоявшимся фактом Трансатлантического партнерства — и Анкара им напомнила, что соглашение о свободной торговле Турция-ЕС может быть в этом случае расторгнуто в одностороннем порядке.
Восстановился «большой стиль» мышления и в Индии, все более твердо демонстрирующей, что участие в создании альтернативы мировой финансовой системе ей более интересно, чем роль вассала США. Визит Путина в Индию был уместен именно сейчас — не раньше, чем новый, амбициозный и деятельный, но недостаточно опытный премьер Индии столкнулся с американской льстивой игрой и отверг ее; и не позже, чем Барак Обама явился в Дели с новыми «пряниками». Обама, как механическая игрушка, скован установлениями «тайминга»: ему приспичило приехать в Дели именно в День независимости Индии, в январе. На самом деле символизм «тайминга» работает лишь тогда, когда работает безусловный авторитет, когда к имиджу освободителя народов «есть что пришить». Ему бы запланировать поездку на более поздний срок — хотя бы после желаемого разгрома ИГИЛ, но условности мешают, и он в очередной раз программирует себе дипломатический пушечный выстрел вхолостую.
В одних случаях и в политике, и в обычной жизни уместно ловить момент, в других — переждать ситуацию. А экспертам, желающим личного престижа, при необходимости пережидания не стоит торопиться с выводами, особенно панического содержания. На фоне коллапса рубля у нас оживились профессиональные синофобы: ну как же, нефть падает, рубль падает, Китай выигрывает и как потребитель, и как держава. И вообще, не сам ли Китай придумал нам украинский кризис, из-за которого мы теперь так страдаем?
Нетрудно было заметить активизации еврофилов одновременно с синофобами. Стоило Путину съездить в Анкару, а «Роснефти» получить средства ФНБ, как явилось солнышко Кудрина с берлинским штампом и премьерскими претензиями. И такие явления продолжались бы долго, если бы Китай не подставил нам финансовое плечо — на словах, но слова гиганта магически действуют на рынки. Поверх суетливых стрелочек и крючочков несостоявшихся интриг, индивидуальных вербовок и массовых манипуляций, которую рисуют на своих картах конкурирующие американские стратеги, неспешный мудрый художник наносит крупные мазки новой картины мира, дополняя затем тщательной и продуманной вязью инфраструктурных сетей.
Деловая конъюнктура мира не зря ориентируется на гиганта. Он этого заслужил. Прежде всего — тем, что остался на фоне всех крупных, мелких и мелочных баталий мира островом надежности. Во-вторых, тем, что все это время в одиночку боролся за сохранение БРИКС — межгосударственного и межрыночного каркаса новой финансовой системы и нового миропорядка. В Соединенных Штатах, политико-пропагандистская машина которых продула и Бразилию и Индию, теперь эту роль стараются приуменьшить. Журнал «Тайм» выводит в герои 2014 года Нарендру Моди — не потому что он хорош, надежен, верен, удобен или влиятелен, а просто потому, что Обаме требуется медиа-сопровождение визита.
Заметим, что те же самые злые языки, которые принижают Китай, пугают нас тем же Китаем. Не стоит его ни бояться, ни чрезмерно на него рассчитывать. Китай таков, как он есть. Он не может обойти Америку в быстроте и территориальном охвате информационных войн по одной просто причине: китайский язык не может быть средством мирового общения, особенно примитивного (chat) — и соответственно, не мо-ждет быть средством малозатратной (для агрессора) и часто фатальной (для стран-мишеней) мировой манипуляции незрелой молодежью. Он может обойти Америку финансовым и торговым потенциалом — что и делает.
Китай не делает резких движений. Иногда он отступает — казалось бы, с ущербом для себя. Иногда проявляет поразительную щедрость — тоже не для прямой выгод. Но в эту логику трудно вникнуть лишь потому, что вначале нужно освоить мышление с долгосрочным горизонтом.
В самом деле, мир бы очень серьезно изменился, если бы Пекин, следуя нашему примеру, активно и оперативно создавал новые территориальные плацдармы влияния — например, отправил бы своих «вежливых людей» на остров Тайвань. Тогда, как может показаться, Запад был бы вынужден смириться с его правилами игры, и уступить превосходящей силе. И в частности, снять все экстралегальные формы давления на союзников этой силы.
Тогда санкции не мешали бы банкам представлять кредиты нашим и иранским компаниям, и ФАО разрешило бы любые полеты в Крым, и новый китайский порт, построенный компанией HKND в Крыму, стал бы интегральной частью срединного Шелкового пути. А может, для начала следовало бы все же создать полноценную альтернативу МВФ, а потом уже — альтернативы американским флотам.
Что сдерживает Китай? Можно представить себе множество соображений и военного, и политического, и культурного характера, учитываемые в квартале Чжуннанхай при оценке рисков. Самое сильное впечатление — зрительное (на чем и построены современные технологии информационных войн). Представим себе зрительно движение полумиллиарда человек, лишенных работы. Можно предположить, что именно такой страшный сон удерживает ЦК КПК от резких движений в мире. Можно назвать этот внутренний сдерживающий фактор хоть фобией власти, хоть бременем ответственности. Но факт остается фактом: Китай находится в слишком тесном переплетении с мировой экономикой, чтобы взять и с размаху перейти к автаркии. К тому же экспортная экономика не может быть замкнутой.
До тех пор, пока Китай не будет в состоянии полностью диктовать миру свои экономические условия, он этого делать не будет. Он будет приспосабливаться к ситуации, использовать слабости западных конкурентов, но сохранять при этом и рынки, и инвестиции. И китайские кредитные учреждения будут подчиняться мировым правилам, пока не смогут заменить их другими. Нефтяная конъюнктура этого года создает проблемы нам (а куда больше Ирану и Венесуэле), но благоприятствует Китаю — и приближает этот перехват мировой финансовой власти.
В скобках: Евросоюзу, как потребителю углеводородов, нынешняя конъюнктура выгодна. Но Европа не ценит собственного счастья, поскольку со своим комплексом диверсификации хочет быть еще и производителем заведомо неэффективной электроэнергии. Однако при демпинговой цене на нефть проекты альтернативной энергетики становятся нерентабельны. Поскольку и мощную ветротурбину, и солнечную батарею, и аккумулятор для электромобиля нужно произвести, все это — индустриальные продукты, и для этого производства (как и для добычи материалов) необходимы традиционные энергоресурсы.
