— Бонфильоли? — уточнил я.
— Да, это он и был. Простите, Маккабрей. Да и в любом случае, если ваш джерсийский колдун не сугубо учен, он мог и не слышать об этом конкретном ритуале, а самое важное тут — чтобы он осознавал, какие силы вы спускаете с цепи против него. Вы же это понимаете, не так ли?
— Это разумно, само собой.
— А. Так. Вот оно — та самая, Messe de Saint Sécaire
[100].
— И кто же, молю вас, этот самый святой Секарий?
— Ну, святым он, вероятно, не был; вообще-то он мог никогда и не быть тем, что вы или я назвали бы человеком, но имя его ведомо повсюду — от Страны Басков до Нижних Низин — естественно, ведомо тому сорту людей, которому ведом такой сорт сведений.
— Вы говорите загадками, Джон.
— Само собой. Итак, вам потребуется всего три вещи: во-первых, священник-расстрига, ибо этого требует ритуал. Я как раз такого типа знаю — учит приготовишек в Истбурне, надежен и недорог. Стоить вам будет всего лишь пароходного билета — такие ребята по очевидным причинам никогда не путешествуют воздухом — и нескольких бутылок «пастис»; также нужно просто подстелить ему чистой соломки, чтоб было где заспать процедуру, ну и, может, сунуть пару пятерок в подарок на прощанье.
— У меня имеется слуга по имени Джок, который выполнит все его прихоти.
— Роскошно. Затем вам понадобится сам текст Ритуала. В природе существует единственная качественная копия — она хранится в несравненной библиотеке нелепого старого распутника по имени лорд Побродил. Я дам вам письмо к нему: если немного перед ним полебезите и сделаете вид, будто верите, что он — как ему очень нравится считать — величайший грешник Англии, он, быть может, смягчится и позволит вам взглянуть на манускрипт, а также списать те его части, которые сильнее всего отличаются от ординала
[101]. Обратите особое внимание на особенности «Интройтуса», «Кирие» и, ну, в общем, эквивалент «Агнуса Деи»
[102].
Я накарябал какие-то заметки на манжете — ибо знал, что подобный анахронизм придется ему по душе.
— Наконец, — продолжал Драйден, — и это может оказаться чуточку потрудней, — вам потребуется разрушенная церковь, кою секуляризовали; желательно — такая, где под алтарем обитает жаба. Как вам кажется — удастся такую раздобыть?
— На самом деле подобное место на Джерси имеется — оно называется «Ля Уг-Би»
[103]. Заброшенная часовня XVI века, стоит на кургане, содержащем одно из прекраснейших дохристианских захоронений мегалита в Европе. Уверен, что жабы водятся там в изобилии, а окажись там их отсутствие, познакомить их с подобным обиталищем будет делом минуты — и вообще-то благодеянием.
— Отлично! Вы уверены, что часовню секуляризовали? Нет? Тогда следует в этом удостовериться. Осквернить вы ее, конечно, можете и сами, но это не вполне одно и то же, а процесс может оказаться несколько докучлив. Вероятно, в таком древнем месте могут случиться неприятности. Я уверен, вы меня понимаете.
— И даже более того.
— Тогда, мне кажется, мы с вами обсудили все, и вам, без сомнения, уже не терпится отойти ко сну.
Почивал я неважно — вероятно, съел такое, что мне перечило. Однажды пробудился в панике: в голове монотонно читало себя какое-то жуткое заклинание, но то оказался безобидный стишок из «Ветра в ивах»:
В Оксфорде — грамотеи,
Оксфорд — не сиволап.
И все ж им неведомо, что может ведать
Смышленейший Мистер Жаб
[104].
Я никак не мог сообразить, почему он меня так перепугал.
8
От Того, кто для черного клира
Мог Козлом и не быть никогда,
Взять иду свою дикую виру
За плод глотки — за ложь без стыда.
В Вышине безымянным, почтенным,
Охраняя Безлиственный Жезл,
Лжет своей бледно-мертвенной тенью
Тварь, на кою бог похоти взлез.
О, Астарта, Сидона блудница,
Мерзкий Хемош, безумец ночной,
Я несу поцелуй, чтоб явиться
Твой слуга мог пред трон адский твой.
«Асмодей»
Утром Драйден был любезен настолько, что проводил меня на поезд. Водит авто он быстро и решительно, однако у него имеются собственные теории касательно взаимодействия с прочими пользователями дорог, посему удовольствия мне поездка не принесла. Как-то раз я робко указал ему, что мы въезжаем на улицу с односторонним движением; он же лучисто мне улыбнулся, приставив к носу указательный палец, и воскликнул:
— Да, но какова же та сторона? Этого нам не сказали, видите?
Наслаждение мгновением такого триумфа понудило его взгромоздиться на тротуар, поэтому я позволил остатку нашего путешествия разворачиваться без дальнейших замечаний с моей стороны — и с накрепко зажмуренными глазами. Помню, сожалел, что не знаю заклинания-другого — почитать на память.
На поезд Драйден сажает вас следующим манером. Глушит свою престарелую «вулзли»
[105] у знака «ТОЛЬКО ТАКСИ», выскакивает, поддевает домкратом порог кузова и пару раз проворачивает. Это, как он понял, предоставляет ему передышку минут в двадцать. После чего принимает позу Жанны д’Арк, воздевает зонтик к эмпиреям и кричит: «Носильщик!» — снова и снова, тоном всевозрастающей пронзительности и театральности, пока всякое наделенное чувствами существо в пределах слышимости не пускается в неистовые поиски означенного носильщика бедному джентльмену, а вы, его пассажир, весь не заливаетесь свекольным оттенком от стыда и досады.
Когда же носильщика, кой протирает красные глаза и вглядывается в непривычный для него свет дня, словно паук, выселенный из споррана шотландца, наконец, выталкивает вперед сострадательная толпа, Драйден крепко берет его за предплечье.
