— Всего лишь передряги? — уточнил он. — Судя по звуку, то был съезд паровых тягачей. Думал заглянуть, но решил не совать нос. Могли оказаться личные прения.
Я в общих чертах обрисовал ему ситуацию, и он сходил в другое крыло дома за Виолеттой. Та появилась с лицом, испятнанным слезами и покрасневшим, и я воздел недоуменную бровь.
— Все хорошо, — ответствовала она. — Это все рак.
— Рак? — вскричал я, шокированный такой трагической откровенностью. — Но, дорогая моя, как же вам удалось его подхватить?
— Это не я. Это водопроводчик.
— Вы плачете из-за того, что у водопроводчика рак?
В обычных условиях Сэм с интересом наблюдал бы за дальнейшим развитием диалога, наслаждаясь запутанными мыслеформами Виолетты, но время поджимало.
— Водопроводчик, — объяснил он, — рьяный рыболов, они тут все такие. Сегодня принес нам двух прекрасных морских раков, живьем, не жульем
[30]. Виолетта их варит, а они стучатся в крышку кастрюли, и стук этот наполняет ее состраданием. Hinc illae lachry-mae
[31].
Виолетта улыбнулась — очаровательно, бессмысленно, сквозь слезы.
Через минуту мы уже были в «Ле Шерш-фюит», где все колотилось весело, как свадебные бубенцы. Джордж был весь в грязи, глицинии и гравийных царапинах — он по-бригадирски скрежетал в телефон. Соня принимала ошеломляющие позы хорошенько изнасилованной особы, напоминавшие Эмму Гамильтон в роли Лукреции
[32], а также исторгала из глубин грудной клетки громогласные и не подобающие той всхлипы. Виолетта кинулась к Соне и сама завела репертуар «ну, ну» и «что вы, что вы» — но втуне, ибо Соня просто-напросто переключилась в регистр повыше. Виолетта твердой рукой направила ее в ванную умыть лицо или что там женщины делают друг с другом в минуту расстройства.
Джордж опустился в кресло, сверкая взором на стакан скотча, который я ловко вправил ему в пятерню.
— Проклятая свинья, — прорычал он. — Изнасиловал мне жену. Испортил мне глицинию.
— Первым делом с утра пришлю своего человека на нее посмотреть, — сказал Сэм. — На глицинию, в смысле. Они упорные — скоро восстанавливаются. Глицинии, — добавил он; как мне показалось, излишне.
Я на цыпочках направился к выходу: драмы я люблю, но садовод из меня никакой.
— Не уходите, — вымолвил Джордж.
— Да, не уходите, — вымолвил Сэм.
Я не ушел — я и не собирался. Одна мысль не давала мне покоя: неужели Джордж забыл о половине холодной утки и бутылке «Флёри»? Я поухаживал за собой еще чуточкой его скотча.
— Кому вы телефонировали, Джордж? — спросил Сэм.
— Врачу.
— Считаете, разумно? Срам для Сони, нет?
— К делу не относится. Негодяй мог повредить ей внутренности, заразить какой-нибудь мерзостью, даже спиногрызом… Бог знает… — Голос его всхлипом растворился в заполненной ненавистью тишине. — Решить следует одно, — спокойно продолжил он. — Полиция или нет.
Это и впрямь повод к раздумьям. Даже Платная Полиция — ежели в конечном итоге ее удастся выманить из Сент-Хелиера — едва ли окажется способна что-либо разобрать в возможном отпечатке ноги-другой и бессвязном лепете обесчещенной супруги; Почетная же Полиция в лице местного вёнтаньера, каким бы столпом общества он ни был, ограничится напряжением мозгов на предмет известных или возможных насильников из числа членов двадцати подведомственных семейств (исключая те, с коими столп состоит в родственных связях, а это означает подавляющее большинство) с последующим вызовом сентенира. Тот, человек превосходный и проницательный, ограничится напряжением своих мозгов: само назначение его вкупе с особой подготовкой примерно соответствуют оным у главы приходского совета в Англии, и у него нет ни оснащения, ни людей, ни навыков, потребных для проведения массированной полицейской облавы или обысков. Да и что искать? Всех, кто учащенно дышит? Хуже всего, подобная публичная свистопляска навсегда оставит на Соне клеймо «той бедняжки, кого изнасиловали на прошлую Пасху».
— В целом, — мягко ответствовал Сэм, — я бы решил, что нет.
— Да, — подхватил я с обычной своей двусмысленностью.
— Я все это понимаю, — сказал Джордж, — и, очевидно, согласен. Но есть и гражданский долг. Личное смущение тут не в счет. Дело, видите ли, в законе. Гораздо важнее нас. Даже если речь о моей заднице. Иначе где мы окажемся?
— Но если мы знаем, что не поможет? — (Сэм.)
— Ну, да — в этом вся штука, не так ли? — Несколько времени он подумал, презрев стакан в руке. — Да, ясно, — произнес он наконец. — У меня имеются полномочия Королевы, и как ни верти, существует этот закон о гражданском аресте, нет? Завтра лично переговорю с сентениром, изложу свою позицию. Затем мы втроем организуем «посси комитатус»
[33]; загоним свинью. Да, стало быть. Спокойной ночи, господа. Явка завтра в полдень. Прихватите бутерброды.
Сэм в ужасе уставился на него: Природа не оборудовала Сэма для членства в милицейских формированиях.
Я тоже уставился на Джорджа в ужасе: на холодную утку мне сегодня рассчитывать явно не стоит.
Вошла Виолетта — она вновь была в обильных слезах.
— Все это и впрямь довольно-таки ужас, — сказала она. — Бедненькая девочка. Он творил с ней крайне причудливые вещи помимо, ну, сами знаете, и она перепугана до смерти. Должно быть, он какой-то маньяк, на нем была маска, и одежда у него странно пахла, и еще, ах да, на пузике у него нарисован меч.
Джордж заворчал и слегка выругался; брови Сэма подпрыгнули вверх, а я пустился в неистовые размышления.
— Проклятый мерзавец, — сказал Джордж.
— Как изумительно необычайно, — сказал Сэм.
— Какого рода маска? — спросил я.
Остальные посмотрели на меня с легким упреком в глазах — так, словно я упомянул при детях патронажную сестру.
