Когда герой дня пришел в себя и немного освежился бокалом сухой «Монополии», а затем в радостном изумлении принялся трясти руку Эрнеста, толпа англичан больше не могла сдерживать свой энтузиазм. Они буквально ворвались в ресторан, подхватили Джереми вместе со стулом, на котором он сидел, и пронесли его вокруг площади, громко распевая «Боже, спаси Королеву!» Эта процессия вполне могла спровоцировать беспорядки в городе, если бы не вмешательство адъютантов его превосходительства, Специального комиссара, который настоятельно рекомендовал собравшимся на площади вернуться обратно в ресторан. Просьба была удовлетворена – и начался торжественный обед в честь Джереми, во время которого он выпил слишком много шампанского, в результате чего в первый и в последний раз в своей жизни произнес торжественную речь. Насколько нам известно, выглядела она примерно так:
«Дорогие друзья! (аплодисменты) И англичане! (бурные аплодисменты, пауза) Вообще-то… это все чепуха! (аплодисменты и крики “Нет, нет, неправда!”) Сразись завтра с голландцем еще кто-нибудь – с этим здоровенным, но слишком толстым и мягким голландцем – наверняка победил бы и он! (бешеные аплодисменты, переходящие в овации) Я рад, что победил, и вы все выглядите довольными; мне кажется, вам не нравился этот голландец. Боюсь, он здорово расшибся. Вот зачем он это все затеял? Садитесь, не стойте. Дорогие друзья, дорогой мой старина Эрнест… я тебя так долго искал! (проникновенный взгляд абсолютно стеклянных глаз на Эрнеста, тот ждет, что Джереми сейчас скажет нечто очень важное) Садись. Все, и я сажусь. (крики: “Нет, нет, продолжайте, старина!”) Да я не могу продолжать – я напился ужасно…. ужасно пить хотелось потому что. (крики: “Налейте ему еще шампанского! Открывайте новую бутылку! Тащите сразу ящик!”) Вот хорошо бы еще и Долл, и Ева были здесь, правда? (громкие аплодисменты) Жельтенмены… нет, не так… женельтме… да что ж такое… Друзья! (бурные аплодисменты) Не-ет, никакие не жентль…мены и не друзья – братья-англичане! (овации) Вот мой тост. Ева и Долл, вы все их знаете и любите, а если нет – так узнаете и полюбите… (неистовый взрыв восхищения, аплодисменты, крики восторга, Джереми пытается вернуться на свой стул, но вместо этого элегантно валится на пол и прямо под столом начинает петь “Старое доброе время”; тем временем все собравшиеся – за исключением Эрнеста и жизнерадостного адъютанта Специального комиссара, вскакивают и начинают с воодушевлением подпевать этой прекрасной старинной песне; жизнерадостный адъютант залезает на стол и руководит хором; приносят еще шампанского; начинается всеобщее братание; все клянутся друг другу в вечной дружбе – особенно Эрнесту и жизнерадостному адъютанту Специального комиссара; последний горячо пожимает протянутые руки и благословляет каждого подошедшего; наконец чувства настолько переполняют всех собравшихся, что они обнимаются и дружно плачут все вместе прямо за столом)».
Все остальное Эрнест помнил смутно. Запомнилось только, что вновь обретенного друга детства зачем-то пришлось погрузить в тачку, которая почему-то норовила застрять в каждой канаве, особенно если в ней была вода.
Утром он проснулся – вернее, почувствовал дикую головную боль – в небольшом двухместном номере гостиницы, пристроенной к ресторану. На соседней кровати на подушке маячило опухшее и покрытое синяками лицо Джереми.
Некоторое время Эрнест ничего не мог понять. Откуда взялся Джереми? Где они находятся? В голове – и вокруг него – все кружилось, вертелось, расплывалось, складываясь в совершенно фантасмагорические картины. Единственным реальным ощущением была дикая головная боль.
Однако постепенно память стала возвращаться. Синяки Джереми напомнили о вчерашней схватке, схватка повлекла за собой воспоминания о торжественном обеде, обед – смутные воспоминания о речи Джереми и что-то, сказанное им о Еве. Но что же это было? Ах, Ева! Возможно, Джереми что-то знал о ней; быть может, он привез от нее письмо, которого Эрнест так долго ждал? О, как стремилось его сердце к Еве. Но как Джереми оказался на соседней кровати? Откуда он вообще взялся в Южной Африке?
Все эти мучительные размышления были прерваны приходом Мазуку – он принес кофе, который в Южной Африке принято пить по утрам.
Воинственный зулус – довольно забавно выглядевший с кофейными чашками в руках – приветствовал Эрнеста своим обычным «Кооз!», салютовав одной из чашек и едва не выплеснув ее содержимое.
– Мазуку! – хрипло сказал Эрнест. – Как мы здесь оказались?
Объяснение зулуса звучало примерно так: когда луна уже почти ушла за рогатый дом (голландская церковь с башенками), Мазуку сидел на веранде и думал, что его хозяин, должно быть, очень устал. Поскольку почти все разошлись «с танцев» в «оловянном доме» (ресторане) и были при этом очень веселые из-за «твала» (выпивки), Мазуку пошел в «оловянный дом» искать хозяина – и нашел его мирно спящим под столом рядом со «Львом-который-швырнул-Быка-через-плечо» (Джереми). Они спали так крепко, что дотащить их до фургона Мазуку никак не мог. Мазуку много думал о своем долге перед хозяином в данных обстоятельствах и пришел к выводу, что лучше всего будет положить хозяина и его друга в постель белого человека, поскольку точно знал, что хозяин не любит спать на полу.
Мазуку позвал еще одного зулуса, и они нашли комнату с кроватями, только на них уже спали другие белые люди, прямо в одежде. Однако Мазуку и другой зулус поразмыслили и решили, что они должны в первую очередь думать о своем хозяине, а не о других белых людях, и потому осторожно вынесли крепко спавших после «танцев» чужих белых людей и аккуратно сложили их на веранде, на свежем воздухе.
Подготовив таким образом место, они сначала перенесли в кровать Эрнеста, а затем, учитывая его несомненное величие, отважились взять и «Льва-который-швырнул-Быка-через-плечо» – и отнести его на соседнюю кровать. Он великий человек, этот Лев, и его искусство бросать больших людей через плечо можно объяснить только колдовством. Он сам (Мазуку) попытался повторить то же самое с одним Басуто, с которым у него вышло небольшое расхождение во взглядах, но результат его не особенно удовлетворил, поскольку Басуто ударил его в живот и заставил отпустить.
Эрнест от души посмеялся над этой историей – насколько позволяла больная голова, – и его смех разбудил Джереми, который немедленно обхватил голову руками и стал оглядываться по сторонам. Мазуку пришел в такое возбуждение при виде проснувшегося «Льва-который-швырнул-Быка-через-плечо» и так рьяно его приветствовал, что пролил на Джереми большую часть кофе, после чего был доброжелательно, но решительно изгнан из комнаты, и друзья наконец-то остались одни.
Осторожно поднявшись с кроватей, они приблизились друг к другу и по примеру всех англичан обменялись крепким рукопожатием, назвав друг друга «старина», а потом снова разошлись по кроватям и принялись разговаривать.
– Итак, старина, откуда же ты здесь взялся?
– Видишь ли, я искал тебя. Ты совсем нам не писал, и дома все начали беспокоиться, так что я упаковал свое барахло и отправился в путь. Твой дядюшка открыл мне неограниченный кредит, так что я путешествовал, как принц – у меня даже есть собственный фургон. О тебе разузнал в Марицбурге, ну и понял, что надо двигать в Преторию. И вот я здесь, и ты здесь, и я чертовски рад видеть тебя снова, старик! Проклятье, моя голова! Но ты мне скажи, почему ты не писал? У Долл едва сердце не разорвалось, да и у дяди твоего тоже, хотя он этого не показывал.
