– Откуда вы приехали в Африку?
– Из Утрехта, с востока, где каждое утро красное солнце встает над Зулулендом, Землей Кровопролития. О, там будет литься много крови, я знаю. Вильгельмина сказала мне об этом, когда мы туда пришли, только я не помню, когда это случится. Но вы устали, мой друг! Хорошо! Вы будете спать с Вильгельминой, а я лягу под ней. Нет-нет, не отказывайтесь, иначе она – как это вы говорите? – обидится!
Эрнест забрался в тележку и сразу же заснул: ему снилось, что его похоронили заживо. Посреди ночи тележка сильно дернулась – это лошадь Эрнеста, привязанная к Вильгельмине, отвязалась и толкнула тележку. Таким образом, Эрнест воскрес и был очень этому рад. На рассвете он встал, тепло попрощался с новым другом и вскоре выехал на дорогу, а еще немного погодя присоединился к своим друзьям.
Глава 16. Эрнест отправляется на службу
Молодой человек пылкого и стремительного ума, делающего его очаровательным и неотразимым, в отличие от меланхоличного, трезвого, осторожного и расчетливого (что, разумеется, куда полезнее) молодого человека, которого весьма уважают и считают «утешением» родственники и завидным женихом – все остальные, имеет два неоспоримых преимущества, которые защищают его от цепных псов, преследующих всех пылких и искренних людей. Эти преимущества – религия и вера в женщину. В первом он не сомневается вообще никогда, второе – если дело касается класса, к которому он принадлежит, – является для него самым лучшим, и, возможно, в его жизни есть всего лишь одна звезда, что сияет только для него и в его глазах прекраснее всех остальных.
Но однажды – например, если он младший сын – самая прекрасная и лучшая из звезд бросает его и выходит замуж за старшего брата, или за богатого паралитика, обладателя невыносимого характера, владеющего монополией на хлопкопрядильни, – и тогда в этом блистательном, стремительном, остром уме, в этой пылкой натуре происходят разительные перемены. Не будучи уравновешенной натурой, он немедленно впадает в иную крайность и всем своим израненным сердцем верит, что таковы все женщины, что все они предательницы, готовые выйти за старшего брата или богатого паралитика… Возможно, он прав – или нет. Для выяснения истины требуется время и опыт, а их нет – и потому молодые женщины, намеревающиеся связать свою судьбу с таким молодым человеком, утрачивают свой шанс.
Верно это или неверно – для страдальца исход этой истории один: его вера в женщин поколеблена, если не уничтожена вовсе. На этом проблема не исчерпывается, потому что к вопросу отношений между полами примешивается религия, и две этих вещи таинственным образом переплетаются в душе молодого человека.
Молодой человек из более благородного класса в любви, как правило, почти религиозен. Любовь приподнимает его над земными неурядицами и на сияющих крыльях несет к свету, в самый рай…
Когда человек разуверился – происходит почти то же самое, но с обратным знаком. Если религиозная вера выхолащивается, человек становится недоверчив к «сладчайшим и лучшим»; он превращается в циника и больше не верит в добро. Атеизм и женоненавистничество разделяет всего лишь шаг, вернее, атеизм – и неверие в человечество в целом и в женщин в частности. Потеряв веру в женщину, человек утрачивает и веру в бога…
Разумеется, выход из этой ловушки существует. Если страдающий разум принадлежит натуре возвышенной и благородной, то со временем он сможет постичь, что этот мир не совершенен, что засушливые места в нем чередуются с редкими оазисами счастья, но в целом он полон горестей и тревог. И поняв это, возвышенный и благородный человек поймет, что вина отчасти лежит и на нем – ибо нельзя доверять безоговорочно, верить безоглядно, создавать себе идолов из тех, кто немногим отличается от него самого, а то и намного хуже и ниже, чем он сам. Наконец, он может прийти к выводу, что даже если «сладчайшие и лучшие» – это химера, то в мире все-таки есть женщины, которых можно назвать просто «милыми и хорошими».
Если же снова вернуться к обратной стороне нашей картины мироздания – может случиться так, что молодой джентльмен постепенно придет к мысли, что Провидение и вера – не одно и то же. Провидение в большей мере относится к религии, а религию мы либо приобретаем по наследству, либо нам ее навязывают. Вера, истинная вера – это то, за что нужно сражаться, и для многих просвещенных умов это означает – пробиться на свет из сумрака неверия. Истинно верующий – это тот, кто попирает неверие, а не тот, кто бежит от него. Когда мы оставили позади беспечальную пору детства, когда мы отдали дань Аполлиону, поняли его сущность, дали ему отпор и разгромили его в битве – тогда и только тогда мы можем с чистым сердцем сказать: «Господи, я верую!» – и нам уже не будет нужды добавлять безрадостное: «Помоги мне отринуть мое неверие».
Такова, в самых общих чертах, человеческая натура. Эти принципы не могут быть безоговорочно истинны – вероятно, абсолютной истины вообще не существует, насколько мы в силах ее понять. Однако эти принципы в то или иной степени применимы к большинству людей. Удивительно, но к Эрнесту Кершо они относились в первую очередь. Предательство Евы Чезвик разрушило его веру в Женщину, а вскоре и Религия лежала в пыли рядом с ней. Его жизнь в течение нескольких лет после того печального события была ярким тому доказательством. Эрнест пошел «дорогами Зла», отринув все лучшее, что в нем было. Он играл на скачках, заводил короткие романы и без сожаления обрывал их. Иногда – как ни совестно это упоминать – он много пил, не потому, что любил вино, а чтобы забыться. Короче говоря, Эрнест предал свою душу всем мыслимым порокам и удовольствиям, какие только смог обнаружить – а обнаружилось их немало.
Он много путешествовал по всей Южной Африке и стал довольно известной личностью – все о нем слышали, все его любили. То он жил в Кимберли, то в Кинг Уильямс Таун, то в Дурбане. В каждом из этих городов он держал скаковых лошадей; в каждом из этих городов было не одно женское личико, при виде его заливавшееся счастливым румянцем. Однако лицо самого Эрнеста от этого светлее не становилось. Напротив, взгляд его теперь всегда был грустен – и это странно смотрелось на таком молодом и красивом лице.
Он не мог ничего забыть. Несколько дней, недель, даже месяцев он мог душить в себе воспоминания – но потом они возвращались с новой силой. Ева, Белая Королева, всегда присутствовала в его снах, и даже если, бодрствуя, он проклинал память о ней, ночь выводила его на чистую воду, и слова, которые он бормотал в беспокойном сне, были словами истинной и вечной любви.
Он больше не молился, он больше не почитал женщин – но счастливее он не стал, даже освободив душу от этого бремени. Он презирал себя. Иногда он пробовал оценить свое состояние – и замечал, что больше не прогрессирует, но отступает назад… Он стал грубее, тонкость чувств его притупилась – он больше не был тем Эрнестом, который написал то вдохновенное письмо своей невесте накануне беды. Он медленно, но уверенно шел ко дну. Он знал это – но не пытался спасти себя. Зачем? У него больше не было цели в жизни. Однако временами его охватывала страшная усталость от жизни, и он погружался в глубокую депрессию. Мы сказали, что он перестал молиться – это не совсем верно. Один или два раза он молился неистово – прося дать ему умереть. Он сделал даже больше: он стал искать смерти – и, как это обычно и бывает в таких случаях, смерть упорно избегала его. О том, чтобы покончить с собой, он не думал – эта мысль все же смущала его, иначе он, без сомнений, сделал бы это. В эти темные дни он ненавидел жизнь, а когда депрессия отступала – ненавидел радости и переживания, которые могли бы его жизнь украсить. Тем не менее рассудок его был ясен, и временами он сам ужасался происходящему с ним.
