Конечно, у меня было – и до сих пор бывает – много рецидивов. Если Линда смешивала себе коктейль, то непременно клала в него лед сама. После любого разговора с моим солиситором по поводу расследования ГМС, даже если она просто говорила, что никаких новостей нет, я целый день был не в состоянии делать что-либо, словно она физически сбивала меня с ног. В кабинете по-прежнему лежали файлы, я был вынужден их избегать, так как они содержали снимки, на которые я не мог смотреть. Даже в этой книге (я писал ее время от времени на протяжении года или двух, пока наконец не отложил на потом) по-прежнему были главы, которые я пока предпочитал не пересматривать. Лето, однако, дало мне понять, что я хочу ее закончить, что не хочу, чтобы работа всей моей жизни, судебная медицина, стала призрачным, скверным секретом от окружающих. Потому что от разговоров о том, что цивилизованное общество требует от цивилизованных людей, всем нам становится лучше.
В МИРЕ ПОСТТРАВМАТИЧЕСКОГО РАССТРОЙСТВА, К СОЖАЛЕНИЮ, НЕ БЫВАЕТ ПОЛНОГО ИСЦЕЛЕНИЯ.
Затем в один прекрасный день зазвонил телефон – это был мой солиситор. Она еще не получила официального письма, однако ей сказали, что оно отправлено. Дело против меня было закрыто. Внезапно. Без каких-либо объяснений или разговоров, точно так же, как оно было открыто. Оно даже не приблизилось к тому, чтобы дойти до трибунала.
Я не могу назвать это грандиозной победой. Я через столько всего прошел, столько натерпелся ради этого. Но мне полегчало. Мир вокруг стал более ясным, более четким, словно кто-то заново сфокусировал мое зрение. В течение нескольких минут я не знал, что чувствовать. Будь то из-за расследования ГМС или чего-то другого, в моей психике образовалась глубокая трещина, которая навсегда там останется.
Когда я поделился хорошей новостью с Линдой, облегчение и радость на ее лице передались мне, и я начал немного ощущать ее радость, а затем, возможно, и свою собственную. Итак, многие годы моей работы не оборвутся в пучине несправедливых обвинений. Я могу продолжать. Если захочу.
Мне было страшно возвращаться к работе. Я договорился о конкретной дате, но когда она стала приближаться, то почувствовал, что попросту не могу этого сделать. Психолог напомнила мне, что я научился справляться с плохими воспоминаниями. Она была права. Я мог вызывать их по собственному желанию, а затем прятать обратно в шкаф, когда считал это нужным. Они никуда не делись. Но их можно было контролировать. Я решил вернуться к работе.
ДАЖЕ В ЭТОЙ КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПИСАЛ ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ НА ПРОТЯЖЕНИИ ГОДА ИЛИ ДВУХ, ПОКА, НАКОНЕЦ, НЕ ОТЛОЖИЛ ЕЕ НА ПОТОМ, ПО-ПРЕЖНЕМУ БЫЛИ ГЛАВЫ, КОТОРЫЕ Я ПОКА ПРЕДПОЧИТАЛ НЕ ПЕРЕСМАТРИВАТЬ.
Когда я зашел в морг в свой первый день после возвращения, был момент, когда я почувствовал запах этого места, когда за мной закрылась дверь, момент, в который я замер. Я не мог пойти вперед. И не мог пойти назад. Для меня было немыслимо войти, немыслимо сбежать. Я завис, мой разум затуманило. И в этот самый момент пришли полицейские.
– Привет, док, рады вас видеть, как вы?
Теперь я не мог развернуться и уйти. Но мне не было нужды и двигаться вперед – мы можем поздороваться и поговорить прямо здесь. Я продолжал стоять на месте.
Я знал пришедшего детектива, и он мне нравился. Он сказал:
– У нас сегодня для вас очень странное дело, не терпится узнать, что вы обнаружите.
Очень странное дело, говорите? Должно быть, именно эти слова дали мне толчок вперед. Пять минут спустя я сидел на диване с кружкой горячего чая в одной руке и печеньем в другой.
Детектив просматривал свои записи.
– Покойной за пятьдесят, полная пьянчуга, да и, если честно, далеко не подарок. Ее зять занял у нее деньги, а затем бросил ее дочь, однако долг так и не вернул, так что в один прекрасный день эта женщина хорошенько накатила и решила прийти к нему домой потребовать вернуть деньги. Много криков и ругани. Он сказал, что стал легонько ее выпроваживать, чтобы она ушла, однако та была настолько пьяной, что упала. Женщина сказала, что он ее толкнул. Как бы то ни было, она оказалась на земле.
Звучало совершенно нестранно. В моем мире такое происходило регулярно.
– Так он ее толкнул? – спросил я.
– Нам кажется, что толкнул. Хотя его новая девушка сначала говорила, что он этого не делал, а она у нас единственная свидетельница.
Пока ничего странного.
Я услышал лязг дверцы холодильника – одни тела выкатывали, другие закатывали. Я сглотнул. Этот звук пробудил у меня воспоминания о многих катастрофах, о многих телах. Я постарался сосредоточиться на детективе.
– Вопрос для вас, док, в следующем: если он ее все-таки толкнул, то от этого ли она умерла?
– А через какое время после падения она умерла?
– Спустя много дней. Она упала и не смогла встать. Он вызвал «скорую». В больнице сказали, что у нее перелом таза, и с этим ничего не поделать. Нужно лишь просто постоянно принимать обезболивающее. Это стандартная терапия. А она все кричала и ругалась на персонал в отделении неотложной помощи, и они никак не могли от нее отделаться…
Неужели дело обернется врачебной халатностью? Я отхлебнул чай. Дело начинало становиться интересным.
– Она стала жить у дочери, где во всю прихлебывала свое любимое пойло. Боль была адская, и никакие таблетки со спиртным ей не помогали. Наконец, несколько дней спустя дочь вызвала «скорую». На этот раз ее увезли в другую больницу. Там ей сказали, что у нее не один, а пять переломов таза, и ей следует остаться. Но она задыхалась, и ортопеды решили, что ее следует положить к ним в палату из-за сильной астмы.
– И врачи согласились? Ну и глупцы. Значит, она астматик-алкоголик с сильно поломанным тазом?
– Кажется, у нее еще и эпилепсия, на самом деле…
Детектив передал мне документы из больницы и продолжил говорить, в то время как я изучал записи. Остеопороз. Астма. Алкоголизм. Эпилепсия…
– Ох, да еще и диабет, – сказал я.
– Да эта женщина была живым трупом, – сказал кто-то из полицейских. – Про нее надо в медицинских учебниках писать.
Детектив сразу же его оборвал:
– Но это вовсе не значит, что она умерла естественной смертью.
– Не значит, – согласился я. – Так что же случилось дальше?
– Ну, в терапевтическом отделении у нее начался судорожный кашель, и ее стали лечить от астмы и легочной инфекции. Она все кашляла и кашляла, судя по всему, до потери сознания. Где-то пять дней спустя снова начался ужасный кашель, только на этот раз он закончился ее смертью.
– Что сделали в больнице?
– Пытались реанимировать, конечно же. Они решили, что у нее эмбол… эмбол…
– Эмболия легких? Переломы таза, и она днями не вставала с кровати – это очевидный диагноз.
– Именно так. Как бы то ни было, они начали ее реанимировать и ввели что-то для… эм…
