Поэтому в конце учебного года мы все же решили рискнуть и пойти после подготовительного класса коррекционной школы в ту вальдорфскую, которую выбрали раньше. Игнату уже исполнилось восемь лет, и никакого заключения комиссии теперь не требовалось. Кроме того, жечь мосты на всякий случай не стали: наши документы остались на Армянском, я договорился, что год нас не будет, а дальше посмотрим.
Папа
Дядя Игорь и самокат
Тем временем моя тетя сосватала нам еще пару странных педагогов. Она сдавала комнату в соседнем с нами районе молодым студентам-актерам, и предложила, чтобы в счет аренды они проводили какое-то время с Игнатом. Это не были занятия в прямом смысле слова: дядя Сережа и дядя Игорь водили мальчика делать декорации, таскали его по каким-то гостям, просто гуляли с ним.
Мне кажется, аутисты обладают повышенной способностью притягивать хороших людей. Или, возможно, раскрывать в обычных людях их лучшие качества. Конечно, это происходит не всегда и не со всеми, но, так или иначе, нам с Ганей чаще везло, и я склонен видеть в этом закономерность. Они, как лакмусовая бумажка, сразу проверяют человека, и те, кто не проходит тест, быстро отходят подальше. Так было, например, когда мы искали няню.
Дядя Сережа и дядя Игорь тест прошли. При этом они были для Гани, в общем, странноватой компанией, и, более того, иногда они вытворяли такие вещи, что Юка выступала за то, чтобы отменить эти гулянья. Однажды, например, мальчик у них провалился ногой в щель между вагоном метро и краем платформы, – о чем они сами честно рассказали в жанре «Ух, чего сегодня с нами было, не поверите!». Или еще они научили Ганю бегать вверх по едущему вниз эскалатору. Или повезли его вечером на шашлыки в лес, и он там у них ушел куда-то в темноте, а потом свалился с деревянного мостика в мелкую речку. Кое-как выбрался оттуда и явился обратно весь мокрый с головы до ног, а время года было не очень теплое. Но Игнат был в восторге. Дядя Игорь и дядя Сережа придумывали всякие штуки, на которые у нас не хватало азарта и жеребячества. И они, как мне кажется, сами этому радовались не меньше, а иногда, может, даже и больше, чем Ганя.
Правда, вскоре дядя Сережа женился, и у него стало гораздо меньше времени. Еще более серьезные изменения произошли у дяди Игоря: он решил завязать с актерством и посвятить себя православной церкви.
Сами мы, в общем, нерелигиозны, хотя детей крестили и общие понятия им, как могли, разъясняли – правда скорее в культурном контексте. Что касается именно Игната, у меня сначала была тайная надежда на его крестного, моего старинного приятеля, который как раз ко времени рождения Гани стал относиться к православию очень серьезно и по-настоящему воцерковился. Но, увы, видимо, что-то пошло не так, и мы почти перестали общаться. Так что с появлением дяди Игоря возник, так сказать, новый шанс. Он стал иногда водить Ганю на службы и пытаться втолковать ему, о чем вообще тут идет речь. Позже мы отпустили их в детский поход с ночевкой, организованный одной из православных общин.
Впрочем, больших успехов дяде Игорю в христианском воспитании мальчика добиться не удалось. Мы узнали об этом, когда Юка поехала с Ганей в путешествие на Соловки, бывшее частью программы семинара писателей в Карелии. Едва завидев купола и старинные монастырские стены, Игнат принимал позу звезды и в тоне «сыт по горло» заявлял, что в церковь не пойдет. Хотя там был музей, уговорить его все равно не удалось.
Но однажды дядя Игорь изменил жизнь Игната по-настоящему: он подарил ему самокат!
Это было очень важное приобретение, даже важнее, чем Муми-тролль. Мальчик быстро освоил новое транспортное средство и использовал его всюду, где только мог. Конечно, в школу мы теперь тоже ездили только на самокате. С этого времени Ганя стал категорически против коротких дорог и из любого пункта А в любой пункт Б предпочитал перемещаться в обход, т. е. в объезд. Наш обычный утренний выход в школу начинался с того, что Ваня стремился выйти из подъезда направо, кратчайшим путем, а Ганя – выехать на самокате налево, вокруг через арку, а еще лучше через Сретенку. Некоторое время я спорил, ругался, пытался договориться, что будем ходить по очереди один день так, а другой эдак, но потом махнул рукой и стал отпускать Ваню из подъезда одного, а сам бежал за Ганей. Через пару минут мы снова встречались с Ваней, переходили дорогу, доводили его до школы и шли дальше. Хотя у метро был подземный переход, спускаться в него, пока сверху горел красный свет светофора, Ганя наотрез отказывался. Мы ждали зеленого, шли вниз, поднимались на Мясницкую и пересекали ее по зебре, а дальше Игнат стремился смыться от меня в сторону школы как можно быстрее. Когда он был без самоката, например, зимой, то просто убегал вперед. Если я не разрешал ему этого делать, он в знак возмущения лупил рукой по припаркованным вдоль улицы автомобилям. Как-то раз в одной из таких машин оказался водитель. Он, конечно, выскочил наружу и начал орать. Игнат был на самокате и быстро укатил вперед, а я сделал вид, что вообще ни при чем и просто иду мимо. В другой раз, уже не нарочно, а случайно, мальчик поцарапал ручкой самоката дверцу машины – тут уж мне пришлось вступить в дискуссию, но, по счастью, противник имел глупость неправильно припарковаться – дело было во дворе, так что был оставлен со всеми своими претензиями при себе. Но с тех пор у нас начались разговоры про чужое имущество, деньги, штрафы, полицию и тому подобное. Шли они тяжело, Ганя долго отказывался все это воспринимать, но постепенно общими усилиями мы продвинулись вперед. Во всяком случае, сколько-нибудь серьезных эксцессов больше не было.
В школе мы парковали самокат, прицепив его на велосипедный замок к стойке раздевалки. Передав Ганю бдительной Марине Сергеевне, я шел по своим делам. Той зимой в Москве бурлили протестные митинги: на Чистых Прудах, а потом на Болотной и на проспекте Сахарова, – и, конечно, во всем этом я принимал деятельное участие. Обычно Ганю с самокатом из школы забирала няня, но иногда, проведя несколько встреч или написав в кафе статью для оппозиционного сайта, я возвращался в Армянский переулок за мальчиком сам. И это был очень странный контраст.
Встречи с дядей Игорем становились все более редкими, но Ганя неизменно их очень ценил. Кроме попыток религиозного воспитания, в них по-прежнему было немало неожиданного и интересного. Как-то раз дядя Игорь повел Ганю на скалодром. Забравшись с первого раза на самый верх, мальчик перепугался и стал звать на помощь, почему-то по-английски – тогда он как раз начал его учить. Любопытно, что это не испугало, а раззадорило его: появился азарт, чего раньше совсем не было.
Дядя Игорь, несомненно, повлиял на взросление Гани. Мальчик лучше освоил современную разговорную речь, стал понимать подколки и шутки, можно сказать – научился тусоваться. В некотором смысле дядя Игорь был его кумир, он даже стал подражать его жестам и походке, перестав двигаться, как деревянный Буратино.
Несмотря на перемены в жизни, Игорь не бросал своих обязанностей по отношению к Гане, они дружили и встречались регулярно до нашего отъезда на Мальту. Да и сейчас, как только мы приезжаем в Москву, то созваниваемся, и они отправляются гулять.
