Ганя сел и сыграл.
– Кто это написал? – строго спросили его. Игнат, не привыкший к такому общению, что-то промямлил себе под нос. – Молодой человек! – возвысил голос учитель. – Когда говорите со взрослыми людьми, извольте смотреть на них и отвечать!
Надо заметить, что Ганя даже не понял, что «молодой человек» – это обращение к нему. Я заволновалась, вышла на авансцену и стала объяснять разгоряченному высоким искусством музыканту, что мальчик особенный, немного аутист, и ему лучше играть, чем выяснять отношения. Органист понимающе кивал. Он знает таких детей, он сам работает по некоторым специальным методикам. А мальчик у вас в музыкальном плане ничего особенного. Можно, конечно, попробовать, но сначала надо учить теорию, сольфеджио – я заметил, он у вас элементарно неграмотный.
Они подошли к органу, Ганя радостно уселся за инструмент, педагог настроил ему орган выдвигая вперед всякие рычажки. Игнат попытался что-то играть, а органист снова переключился на меня и Диниса, рассказывая нам о важности теории. Игнат в это время, увлекшись, начал играть ногами песенку крокодила Гены.
Органист остановил поток своей важной речи.
– Ой, – сказал он прислушавшись, – это он сам подобрал? Ну может, он и не лишен способностей… – задумчиво проговорил он.
Я, честно говоря, устала дышать винными парами и хотела уже побыстрее уйти. Метод крика и внушений никогда не действовал на нашего Игната. А педагог все говорил, что сейчас возможности заниматься на органе у него нет, но по теории он с удовольствием подтянет нашего мальчика. Дайте свой e-mail, я пришлю вам хороший учебник. Два раза в неделю я буду приезжать к вам домой… Мы распрощались, с трудом вытащили из-за инструмента Игната, который уже вовсю шуровал и ногами, и руками, и ушли, посмеиваясь. Приключение все же удалось. Ганя был очень доволен, что получилось наконец опробовать обещанный так давно орган. А органист этот еще несколько раз звонил Динису и настаивал на занятиях сольфеджио.
В сентябре мы вернулись на Мальту, надеясь, что на этот раз с органом что-нибудь получится. Нашли молоденькую преподавательницу, у которой был свой инструмент в оборудованном для занятий гараже, и начали ездить к ней, по полтора часа в один край. Но она оказалась слишком квелой для Игната, он начал кочевряжиться, говорить, что устают ноги… с нашей Анной было трудно сравниться. И орган нам пришлось забросить.
Фортепианные занятия мы, конечно, продолжали. Но мечта об органе осталась. Тем более, что Игнат всей душой полюбил Баха. Стал с энтузиазмом разучивать чуть ли не весь его Клавир… Нашим любимым исполнителем стал Гленн Гульд – говорят, у него тоже был аутизм. Мы рассматривали ролики с ним в ютубе и слушали, как он мычит, исполняя Моцарта.
На Мальте как раз случился фестиваль органной музыки, и мы ходили на концерты. Один органист из Амстердама просто потряс своей неожиданной легкостью исполнения. Перебирая руками и ногами, он будто танцевал за инструментом. И такого органа я никогда не слышала. Российские исполнители звучат традиционно, грузно и внушительно, – а тут мы все взлетели и понеслись в танце. Вот бы Гане такого учителя! В программе был мастер-класс амстердамца, и мы, конечно, прибежали туда. В большой церкви в Валлетте забрались под потолок на место органиста, поговорили с мастером. Игнат сыграл Баха, органист что-то показал ему в своей манере. Это же менуэт – танец! Легче! Игнат, словив настроение, тут же принялся исполнять песенку разбойников из мультфильма «Бременские музыканты», в храме это звучало особенно впечатляюще.
Было понятно, что музыка – это прекрасная карьера для нашего мальчика. И мы не на шутку задумались о том, как вывести эти занятия на более официальный уровень. Нужна была музыкальная школа за плечами, чтобы потом поступать куда-то в институт. На Мальте такого не было.
Анна показала Игната, сделавшего за год большие успехи, своим консерваторским друзьям из Мадрида, заехавшим на нашу маленькую Мальту поучаствовать в жюри какого-то конкурса. Им он понравился, и все согласились, что надо-надо двигаться вперед и искать лучшее музыкальное образование для Игната, потому что он этого достоин. Потому что он особенный, теперь в хорошем смысле этого слова.
Папа
Ругань и Полиграф Полиграфович
Жизнь аутиста, а заодно и всех, кто его окружает, полна ритуалов и правил. Хорошо, когда они относительно безобидные, как воображаемые крокодилы, но случается, что мальчику вступит в голову идея, от которой все слетают с катушек. Например, Игнат отчего-то невзлюбил улицу, которая ведет к морю по прямой, и идти по ней с ним вместе – мучение. Он убегает далеко вперед или бормочет под нос ругательства, или с силой топчет тротуар ногами, или идет невозможной вихляющейся походкой – в общем, просто пройти две минуты по прямой без выкрутасов шансов никаких, а идти в обход не всегда есть время, да и вообще, какого, собственно, черта?
Кстати, о ругательствах. Это отдельная песня. В прошлом году Игната подучили ругаться вредные одноклассники, и через некоторое время я получил вот такое письмецо из школы:
Dear Mr. Bilunov,
Please be informed that the timetable has changed…
Today was the first day back so we all need to adjust to the routine again. In Italian Ignat had a hard time keeping silent while teacher was explaining. He told me to «Fuckoff» 3 times. I took him out of the class and explained that he was inappropriate. He asked me if it was rude English.
Please do not hesitate to reach out to me should you have any questions or concerns.
Yours sincerely,
Lucille
Уважаемый г-н Билунов,
Примите, пожалуйста, к сведению, что расписание изменилось…
Сегодня был первый день после каникул, и нам всем надо было снова входить в ритм. На уроке итальянского Игнату было особенно непросто сидеть тихо во время объяснений учителя. Он сказал мне «Иди на хуй» 3 раза. Я вывела его из класса и объяснила, что это неприемлемо. Он спросил меня, грубо ли это звучит по-английски.
Пожалуйста, без колебаний обращайтесь ко мне, в случае, если Вас беспокоят какие-либо вопросы.
Искренне Ваша,
Люсиль
Сначала мы, конечно, посмеялись. Потом провели разъяснительные беседы, Юка с Игнатом, а Иван, по моей настоятельной просьбе, – с Ганиными одноклассниками. В общем, мы как-то в целом разрулили эту проблему и на несколько месяцев забыли о ней. Но не тут-то было!
Зимой Игнат внезапно подсел на «Собачье сердце», причем предметом его обожания стал не кто иной, как Полиграф Полиграфович Шариков. Сначала мальчик раз пятнадцать посмотрел фильм, а потом еще около месяца почти ежедневно слушал аудиокнигу. Юка считает это увлечение таким своеобразным продолжением галереи героев, отвергнутых миром. «Голубой щенок», «Гадкий утенок». Ну… может быть.
Как бы то ни было, при всей сомнительности выбора, поначалу мы снова больше над этим посмеивались. Ребенок овладел искусством цитирования – бесхитростно и удивительно похоже копируя интонации своего кумира. Как-то раз он особенно упорно не желал укладываться спать, и я вышел из себя. Хитро улыбаясь, Игнат выслушал очередную порцию моего возмущения и невинно спросил: «Бить будете, папаша?» Другая история вышла гораздо более жесткой: стычка со старшим братом закончилась рваной раной под правым глазом, страшными воплями и походом в травмпункт для наложения швов. Вечером Игнат, рассматривая заклеенную скулу в зеркале, в точности как Шариков после потасовки с котом в ванной профессора Преображенского, с беззлобным удивлением заметил: «Чуть глаза не лишил, сволочь».
