Дальнейшее течение Оки опять вступало в область Московского княжества. Соседями рязанцев в этой стороне были касимовские татары. В 1471 г. Иван III отдал город Касимов во владение служебному царевичу Кайсыму и его потомкам с тем, чтобы они защищали здесь русские пределы от татарских набегов, а до того времени Касимов назывался Новым Низовым Городком. В 600 саженях ниже его на Оке существовал в древности Мещерский Городок, который был разорен татарами в 1376 г.
Осмотрев берега Оки, обратимся к другой жизненной артерии древней Рязанской области, к реке Прони. И на ее бугристых берегах путешественник видел многочисленные селения; особенно они часто попадались на нижнем течении Прони, начиная от впадения в нее реки Рановой. Грамоты XIV и XV ст. сохранили для нас имена следующих деревень, расположенных на этом пространстве: Неретин починок, Толпино, Перкино; Добрый Сот, известный с начала XIII в.; Столицы и Лучинское — на левом берегу Прони; Засечье, Муняково и Жерновищи — на правом.
[218] Но из городов на реке Проне по-прежнему исторически известным остается только древний Пронск; а между тем остатки земляных укреплений убеждают нас, что некогда городки здесь были так же часты, как на Оке.
[219]
После берегов Оки и Прони самое густое население княжества заключалось в пространстве между этими двумя реками. Села и деревни особенно теснились по более значительным речкам: Осетру, Мече, Пилесу, Воже, Павловке, Плетеной, Исье, Истье и Жраке. Остатки древних крепостей, рассеянные по всей этой полосе, преимущественно скопляются в треугольнике между Окой, Осетром и Вожей, следовательно в той стороне, откуда постоянно грозила опасность рязанской самостоятельности. Самым значительным местом в этом треугольнике после Перевитска был Зарайск; имена других городов до нас не дошли.
[220] Естественно, раздаются вопросы: «Почему их имена изгладились совершенно из народной памяти, между тем как на каждом шагу встречаем или остаток вала, или название деревни, которое намекает на местность существовавшего когда-то города? В каком отношении находятся эти обломки старины к древним рязанским городам? И, наконец, что это были за города?» Трудно отвечать на подобные вопросы, не имея достаточно данных. Попытаемся сделать несколько соображений.
Главной причиной размножения городов, кроме внешней защиты, была потребность, князей закрепить за собой владение землями; только в тех местах мог свободно распоряжаться князь лично или посредством своих наместников, в которых стояла крепость, оберегаемая его дружинниками. Будучи стратегическими и административными пунктами, города, как известно, становились в то же время семенами христианства и славянской народности на финской почве. В XV ст. их роль на некоторых местах была окончена: население в треугольнике между Окой, Проней и Осетром почти все было крещеное, с явным преобладанием славянского элемента в своем составе; в административном отношении затруднений не встречалось; во внешней защите со стороны Москвы, при подчиненных отношениях к ней Рязани, не было надобности. Оставалась оборона на юге со стороны степей, но охранение русских пределов от татарских нападений в течение XV в. московское правительство, главным образом, принимает на себя. Древние города уже не соответствовали новым потребностям в военном отношении — они были слишком малы, неудобны, и не могли остановить больших масс, набегавших из Крыма. Поэтому государи московские, ограждая в XVI в. юго-восточные границы, приказывают укреплять только самые значительные города, строить новые остроги на сторожевых линиях и насыпать сторожевые курганы. А между тем древние укрепления приходили в ветхость; земляные валы осыпались; деревянные стены и башни быстро уничтожались от действия различных причин, и города обращались в села, если не подвергались совершенному запустению. То же самое превращение испытывали в свою очередь остроги, построенные московскими воеводами, по мере того, как пограничная линия отодвигалась все далее к югу. Следовательно, далеко не все городки, городища и курганы юго-восточной России по своему происхождению относятся ко временам удельным. Первый намек на древний рязанский город, обратившийся в село, мы находим в конце XV в.,
[221] а в начале XVII в. встречаем здесь уже большое количество городищ и городцев.
[222]
О рязанских землях на севере от Оки мы можем только предполагать, что эта болотистая и лесная сторона очень мало изменилась после XIII ст., за исключением мест ближайших к центру княжества; только на берегах нижней Пры заметны следы исторической жизни по некоторым остаткам городов.
[223] Почти так же бедны наши географические сведения о населении Мещерской земли по другую сторону Оки: в договоре 1496 г. упоминаются только Карабугинский уезд, Пластиково, Бовыкино и мордовские волости по Цне.
Кроме области средней Оки, в состав Рязанского княжества постоянно входили земли по верхнему течению Дона и его притоков, преимущественно с левой стороны. Населенность этих земель была очень бедная; вот почему и географические известия о них чрезвычайно скудны. Договор братьев называет в той стороне только три места: Тешев, который надобно искать где-нибудь между Воронежем и Доном;
[224] Братилов, неизвестно где находившийся, и Романцев, вероятно то же, что Иваново-Романцево, о котором говорится в договоре с Москвой 1483 г., и который по смыслу грамоты лежал где-то по левую сторону Дона. Даже плодоносные берега этой реки в конце XV и начале XVI вв., по-видимому, немного были населеннее, нежели с небольшим за сто лет, когда они, если верить описанию Пименова хождения, представляли одну безлюдную пустыню с развалинами древних городов. Главной причиной такого явления была постоянная опасность со стороны кочевников; беспрерывные крымские набеги в XVI ст. окончательно стерли признаки древней населенности в этом крае, так что в географическом описании Московского государства XVII века по Дону встречается более татарских переметов и крымских бродов, нежели русских селений. К немногим прежним именам городов на берегах Дона можно прибавить еще Донков. Герберштейн говорит о нем, как о старинном, разрушенном городе; в его время это место было известно тем, что подле него грузили свои суда купцы, отправлявшиеся в Азов и Кафу.
[225]
