«Ты не понимаешь…»
Майка не понимала. У нее все всегда легко, она и сама такая вся – легкая. Мама говорит: поверхностная.
Глеб уехал сразу после Нового года. И Тарас тоже. Янка опять осталась одна. Целыми днями она просматривала фотографии, которые отправил ей «Вконтакте» Глеб, и не с кем было поговорить про все то, что так волновало ее сейчас. Даше она рассказала и про Новый год, и даже про то, что влюбилась в Глеба, но та так смешно вздыхала, и охала, и испугалась, что он такой взрослый и как только Янке не страшно… В общем, обсуждать с ней все это глупо. Да и не хотелось. Было во всем этом что-то ненастоящее. Янка говорила, что любит Глеба, но где-то внутри понимала: что-то здесь не так. Это не совсем правда. И стихи были будто уже и не про Глеба, а про кого-то вообще. Кто появится однажды и кого она полюбит по-настоящему.
После отъезда Глеба жизнь остановилась, замерла в единственной точке, и Янка тоже замерла. Целыми днями она спала и читала, тупо смотрела на Братца Кролика, лениво отвечала на Майкины эсэмэски, лениво ругалась с Ростиком и могла поднять себя только на работу. Ничего не хотелось делать.
– Совсем от безделья одурела! – сказал ей дед ворчливо в одну из пятниц. – Скорей бы уж каникулы кончились, может, за ум возьмешься!
Но школа тоже не помогла Янке. Тем более что прошла неделя, другая, третья, а Таль не приходил и не приходил. И тогда Янка решилась. На математике она шепнула Даше:
– Надо проведать Таля. Пойдем сегодня?
Даша нахмурилась и ничего не ответила. Но не так-то просто отделаться от Янки. На перемене Даша, пряча глаза, сказала:
– Не могу я там… сердце у меня на части так и рвется!
– Ну хоть проводи меня! Завтра. Договорились?
Даша нехотя кивнула.
Глава 10. Коричневые кубики в картинках
Какие раньше у Янки были заботы? Учиться хорошо, ну или хотя бы прилично, без троек. В секцию ходить или на рисование – это по желанию, родители никогда ее не заставляли и не контролировали: тебе хочется – пожалуйста. Из обязанностей по дому – посуду мыть, убираться по субботам и следить, чтобы на своем столе был более-менее порядок…
Какие у Янки раньше были проблемы? Заметит или не заметит Рябинин, что за ней звезда школы Лёнька Ашихмин увивается? Стричься под Новый год или нет? Майка дуется второй день, а почему – не объясняет…
Теперь даже вспоминать об этом смешно! И почему-то все это глупым и мелким показалось не тогда, когда папа их бросил, и не когда ее вырвали из привычной жизни и привезли сюда, и не когда она таскала тяжелые ведра и вымывала чужую пьяную блевотину из-под кресел. А когда побывала у Таля дома. Янка, легкая, гибкая Янка чувствовала себя сейчас разбитой и старой, старше бабушки.
Правда, сначала все было хорошо. Они с Дашей зашли в магазин и купили, что обычно покупают, когда идут в гости к другу: конфеты, печенье, сок, апельсины. Даша проводила Янку до калитки.
– Да ладно, пойдем! – попросила Янка. Ей было неловко идти одной.
– Не могу я, Яночка, иди сама.
Но Янка из Даши могла веревки вить, и та быстро сдалась. Только горько вздыхала. А чего вздыхать? Не так все страшно…
– Ой, девочки! – улыбнулась им сестра Таля Анюта и захлопотала на кухне.
Поставила чайник, стала доставать откуда-то чашки, ложки. Все движения у нее были такие точные, ловкие, что Янка ею залюбовалась.
Таль вышел к ним мрачнее тучи. Улыбнулся криво и опять посуровел.
– Где тебя черти носят, ты чего в школу не ходишь? – спросила Янка насколько смогла грубо. Так ей проще было разговаривать с сегодняшним Талем.
– Да… – хотел махнуть рукой, не вышло.
Потом пили чай с шоколадными конфетами, которые Янка купила, и Анюта вдруг вздохнула, очень по-взрослому:
– Не знаю, что будем делать теперь, на что жить? Чая и то последняя щепоть…
– Проживем, – буркнул Таль.
– Проживем, конечно, только скорей бы лето, я на работу пойду. Вера Семеновна обещала к себе в палатку опять взять.
Анюта быстро, украдкой, будто ей могли не разрешить, взяла конфету из пакета. Аккуратно развернула фантик и конфету откусила по-особенному, будто деликатес какой-то. Янка видела, что она подолгу сосет каждый кусочек, и смотреть на это было так вкусно, что Янка тоже взяла конфетку, хотя не очень любила шоколадные. Анюта бережно разгладила фантик, а потом даже понюхала его зачем-то.
Самая младшая сестренка, Маруська, та самая, которая срывала черный платок («она отца, наверное, даже помнить не будет», – подумала Янка, глядя на нее), жалась к Талю и не сводила с Янки глаз. Она вся вымазалась шоколадом.
– А мама ваша где? – Янка боялась встретиться с ней.
– Лежит, – коротко и непонятно ответил Таль, и Янка не посмела спрашивать дальше. – Ничего, – сказал вдруг Таль весело, – лето скоро, курортники приедут.
– Да где ж скоро! – всплеснула руками Анюта и сама себя на полуслове оборвала.
Янке было неловко тут, неуютно, будто она подсматривать пришла, убедиться, что у нее самой все еще не так плохо. Она вдруг увидела руки Таля, как бы отдельно от него самого: крепкие, мускулистые, будто он не мальчик, а мужчина, будто целые дни проводит в тренажерном зале, а какой у него тренажер? Дела по дому, вот и все. Янке представилось, какие у него крепкие должны быть пальцы и какие, наверное, чуткие – Даша рассказывала, что сестренок он всегда заплетает.
Даша деловито переписала Талю в дневник все, что в школе проходили, сказала:
– Приходи хоть, слушай, а то на второй год останешься.
Таль только фыркнул.
Когда Янка пошла домой, за ней выбежала Маруська. Она то догоняла Янку и брала за руку, то сильно отставала и тоскливо смотрела вслед. Янка даже спиной ее взгляд чувствовала. Будто у голодной собачонки. Чего она?
Маруська догнала ее опять, заглянула в глаза и спросила, сильно картавя:
– Тетенька, а ты еще принесешь нам те коричневые кубики в картинках?
– Кубики?
– Коричневые. Чтобы есть с чаем.
И Янка поняла, что Маруська первый раз сегодня увидела шоколадные конфеты.
А дома Ростик скандалил: не хотел есть борщ, а хотел пельмени.
– Душу мне всю вымотал! – сорвалась на него мама. – Нормальный борщ! Ешь!
Она хлопнула его по спине полотенцем и ушла в комнату, а Ростик остался сидеть над тарелкой с борщом, в котором плавал жирный островок домашней сметаны. Брат бурчал себе под нос что-то противное про маму и ее способности в кулинарии. Янка вспомнила «коричневые кубики», и то, как взрослая вроде бы уже Анюта облизывала пальцы в шоколаде, и Талькины руки, и что-то перемкнуло в ней. Она схватила брата за шиворот, швырнула на хлипкий кухонный диванчик, ногой прижала его ноги, чтобы не брыкался, рукой захватила его руки. От ярости в голове стучало. Она нависла над испуганным Ростиком и цедила слова, как яд. Получалось тихо, почти шепотом.
