– Извините! Отдыхайте! Доброй ночи!
Роджерс приподнялся с пола, держась за разбитый нос, и крикнул Шаталову вслед:
– Ответишь за это! Как юрист тебе говорю!
Глава 9
Десантники быстрым шагом возвращались в расположение части.
– Кто припер сюда эту дрянь? – угрожающе спросил Шаталов.
– Извините, товарищ майор! – севшим голосом ответил Цыбуля.
– «Извините» здесь не работает. В части поговорим.
– Думали, ушатает он вас, товарищ майор! – осторожно подбросил тему Саня Зуев. – Больно здоровый!
– Шаталова еще никто не ушатал! – мрачно ответил Шаталов, обстановка не разрядилась.
– Товарищ майор, – спросил Коновалов, – а что теперь будет?
Шаталов обернулся, взглянул на него искоса, зло сплюнул кровь на обочину.
– Пистон будет. Размером со штурмовой бомбардировщик. И столовская жратва до конца тысячелетия.
* * *
В комнате командира батальона было холодно, как в склепе: Платов всегда спал с открытыми окнами.
– Я спрашиваю: ты охерел, майор?!
Шаталов пристроился на табуретке и машинально крутил в руках злополучный обломок «Стелса». Полковник в футболке и форменных брюках сидел перед ним на расстеленной кровати.
– Спецы все вокруг прочесали – не заметили, а этот идиот глазастый оказался.
– Я же просил – вменяемых!
– Влепи выговор, Сергей Григорьевич. На «губу» отправь. Все понимаю, недоглядел.
Платов сокрушенно опустил голову.
– Шаталов-Шаталов… Меньше понимаешь, Андрей Иванович, чем тебе кажется.
Полковник поднялся, накинул китель, посмотрел на наручные часы:
– Успеешь. Значит, так. Птицей летишь на аэродром. Борт дождется тебя. БТР уже погружен. Люки все опечатаны. Но ты придумай, как твой вещдок в БТР пропихнуть. Никаких неучтенных предметов с места аварии не вывозилось, ясно? В курсе будет только генерал Сомов. Это все, что могу для тебя сделать. Про безобразную драку ответ будешь сам в Москве держать.
– Какой Москве, Сергей Гри…
– Майор Шаталов! Смирно! Кругом! Пятнадцать минут на сборы. Исполнять!
Оставалось только выполнить прозвучавшие команды.
Сжав кулаки, Платов слушал, как шаги друга затихают в коридоре.
* * *
Сколько продлится отъезд? Как все повернется в Москве? Что брать с собой?
Контингент – хоть и военная миссия, а все-таки загранка. И рядовой, и офицерский состав получал какие-никакие суммы в валюте, по углам и тумбочкам копились коробки с бытовой техникой, пакеты с джинсами, модным шмотьем – кому для себя и родных, кому на продажу или под заказ.
То ли Шаталов как-то не прилипал к вещам, то ли вещи не липли к Шаталову – за три года в контингенте он не разжился барахлом. Сборы вместо отведенных пятнадцати минут заняли пять. Долгое ли дело – выгрести одежду с полок в чемодан, а все прочее загрузить в вещмешок.
С того момента, как Ясна сообщила о переезде в Косово, окружающая действительность не очень-то соприкасалась с Шаталовым. Он погрузился в густой туман внутри самого себя, а на внешние раздражители реагировал автоматически, на рефлексах. Дурацкая проделка Цыбули, столкновение с Роджерсом – по сути, международный конфликт, отзыв в Москву – все оставалось размытым, не в фокусе. Мысли снова и снова возвращались к Ясне.
«Настоящие солдаты сейчас в Косове», – сказала она тогда, в январе. И, как настоящий солдат, сама стремилась туда – в опасность, в кровь и боль, чтобы быть полезной, чтобы спасать жизни.
Шаталов всегда ставил общее дело выше личного, так был воспитан в детстве, да и военная служба – огромный сложный механизм, приучающий человека встраивать свои желания и чаяния в рамки совместного действия, – закрепила в нем нацеленность на достижение общей цели. Что Ясна могла ему ответить? Как они могли совместить тяготение к друг другу с центробежной силой, растаскивающей их в разные стороны?
Прощание с Ясной вышло скомканным, неправильным. Шаталов сослался на подчиненных – хороша отговорка, кабак с девицами! – и по сути сбежал, ничем не ответив на новость о ее отъезде. А чего она ждала? Поддержки? Восхищения? Просьбы не уезжать? Можно было дать ей и то, и то, и то…
Лейтенант Бражников принес пакет с документами, на его лице читалось сочувствие. Они не были близки, но Шаталов решился попросить помощи:
– Рома, выручай…
* * *
От работающих вхолостую турбин воздух дрожал и плавился. «Ил-76» ждал на рулежке аэродрома «Углевик» с открытой рампой. Шаталов взошел на нее с вещмешком и небольшим чемоданом, оглянулся на взлетное поле, бетонный забор с кольцами колючки, розовеющие над ним горы.
Стоило ему шагнуть в чрево транспортного самолета, рампа начала закрываться, отрезая Шаталова от Боснии, Балкан, самого себя. Кто-то из экипажа показал ему откидные лавки вдоль борта и тут же ушел в кабину. Закрепленный стальными тросами, в полутьме грузового отсека стоял БТР под номером «019». Шаталов обошел его, нащупал пальцами смотровую щель, просунул в нее обломок «Стелса», тот проскочил внутрь, глухо лязгнув по броне.
Шаталов положил ладонь на люк механика-водителя:
– Ну что, брат «ноль-девятнадцатый»? Списали нас, похоже!
Шаталов устроился на десантной лавке с торца, прижался виском к иллюминатору. Отсюда была видна дорога, по которой его только что привезли, площадка перед шлагбаумом. Стремительно светало, и с каждой минутой становилось яснее, что на дороге никого нет.
Где же ты, Бражников? Что-то случилось в дороге? Ты нашел ее? Что она сказала? Не смогла приехать? Не захотела? Вопросы заползали один на другой, перекликались эхом, порождали все новые.
Она сербка, напоминал себе Шаталов. Она росла на других книжках, ее смешили другие мультфильмы, в школе преподавали другую историю. Традиции, культура, привычки, правила – все другое, не наше. Что значил этот поцелуй? Эта мимолетная ласка? Что это было? Утешительный приз – или крик о помощи? Ведь это мужчина должен сказать: будет так! Взять за руку и повести за собой. И надо было что-то сделать – а вместо этого ты сбежал в кафану… И едва успел, чтобы предотвратить такое, о чем и подумать страшно…
Турбины запели громче. Самолет качнулся и тронулся вперед. Проехал по рулежке, плавно развернулся на взлетную. До последней секунды Шаталов прижимался щекой к стеклу иллюминатора и ждал, что на дороге блеснут фары бражниковского «уазика». Потом дорога исчезла из виду, переборки задребезжали, «ноль-девятнадцатый», как конь в стойле, потянул за удерживающие его постромки.
Самолет разогнался, привстал на дыбы и взмыл в небо. Боснийские холмы поплыли за иллюминатором, быстро мельчая, отодвигаясь, превращаясь в плоское изображение аэрофотосъемки.
