У сельского магазина шла активная погрузка провианта. Выносили все подчистую: мешки, пакеты, коробки. На стене магазина уже появилась красная змея с разинутой пастью.
Из соседнего дома раздались женские крики, звуки ударов, выстрел. Вскоре на крыльцо вышел десятник Хашим, широколицый, с приплюснутым носом и тяжелым лбом. Застегнул ширинку, расслабленно потянулся.
Смук появился на площади в сопровождении трех бойцов, мрачно осмотрелся. Его внимание привлекли штаны Дробановича, от колен и ниже черные, блестящие от крови.
– Бледный, – рявкнул Смук, – ты сам не видишь, что ли?! Наложите ему жгуты, а то все вытечет раньше времени!
На траве лежали тела трех оаковцев. Еще двое, раненые, сидели рядом, привалившись к забору, один бинтовал другому руку. Проходя мимо, Смук посмотрел на них с отвращением.
– Не могли чисто взять полицейских, придурки? Поперлись как на парад? Парад будет в Приштине. И не сегодня, ясно?
Раненые послушно закивали, пряча глаза.
Ворота в один из дворов были распахнуты. Под навесом прятался старенький «Фиат» с открытым багажником. У заднего колеса, понурив головы, стояли на коленях два серба со связанными руками. Беза вышел навстречу Смуку, пока его люди держали этих двоих под прицелом.
– Мы в целом закончили, Фитим. Все, кто давал постой солдатам, уже наказаны. Осталось только с этими неместными разобраться. Ну, и с полицией.
Смук внимательно посмотрел на помощника:
– А дома? Дома надо сжечь, Беза! Каждый дом, куда пускали на постой. Югославским солдатам нет крова в Косове. Все должны знать об этом.
* * *
Крстич, пыхтя от напряжения, в полуприсяде перебирался по огородам от укрытия к укрытию. Идти по дороге он побоялся, сразу срезал угол через поле. Ждал криков и выстрелов, но удача пока была на его стороне.
Добежал до старого дома с просевшей черепичной крышей, отдышался на задворках, осторожно выглянул из-за угла в сторону площади. Опустился в густую некошеную траву и немного прополз вперед.
Из щели в подвальном окне на него не мигая смотрели испуганные детские глаза.
Крстич ободряюще улыбнулся, приложил палец к губам:
– Тщщ!
Дом был обнесен хлипким дощатым забором. Крстич подполз ближе, сквозь щели рассмотрел площадь и снова заплакал, беззвучно открывая рот. Он увидел своих.
* * *
Деян и Ненад напряженно следили, как Смук со свитой разглядывают два ящика гранат в багажнике «Фиата».
– Мы же говорили, уважаемый: это не наша машина! – подал голос Деян.
Смук медленно повернулся к ним, заговорил по-серсбки.
– С одной стороны, терпеть не могу, когда мне врут. Прямо убить готов. Сказки про то, что вы ни разу не заглядывали в собственный багажник, очень раздражают. А теперь уже и машина не ваша! С другой стороны, не хотелось бы принимать поспешных решений.
Смук шагнул ближе и присел на корточки, их лица оказались вровень. Спросил мягко:
– Ребята, зачем вам столько гранат? Рыбу глушить? Так во всем Косове столько рыбы нет! И где вы их взяли? Украли? У кого? Купили? Тем более – у кого? Я тоже хочу покупать дешевые гранаты. Как отдают – в рассрочку или под расчет?
Деян и Ненад молчали, смотрели в землю.
Смук поднялся, развел руками, перешел на албанский:
– Совсем засмущались. Некогда возиться, грузите их с собой. У нас есть дельце поважнее.
Люди Безы поволокли пленников в грузовик.
Смук вернулся на площадь, подмигнул Бледному.
– Пора сделать один приятный звонок.
* * *
Милич пил кофе за рабочим столом, когда зазвонил телефон. Он снял трубку:
– Милич слушает.
На линии шли помехи, и сначала раздавалось лишь шуршание и треск. Потом низкий голос произнес по-сербски:
– Драган? Ты действительно слушаешь?
– Кто говорит?
– Твой старинный приятель. Не узнал или притворяешься?
Милич почувствовал, как в виске задергалась жилка.
– Ты мне не приятель.
– И в этом твоя проблема. Знаешь, где я сейчас? Угадай!
– В аду. Первая сковородка от входа.
* * *
Смук с сотовым телефоном подошел к полицейским, Бледный пристроился рядом. Оаковцы отовсюду собирались на площадь, не желая пропустить зрелище. Дробанович пришел в себя и задергался, пытаясь высвободиться.
– Я сержант! Простой сержант! Что я вам сделал? – выкрикивал он.
– Я в одной милой маленькой деревне. Запамятовал название… – сказал Смук и сунул телефон Дробановичу под нос.
– Раковица! Шеф, мы в Раковице! Здесь нет никаких телят!..
Смук вернул телефон к своему уху, рассмеялся:
– Ну как же нету! Вы и есть телята! Слышишь, «шеф»? Вы все и есть телята!
Бледный подошел к Дробановичу сбоку, достал из ножен широкий мясницкий тесак.
– Нет! – закричал сержант. – Пожалуйста, нет!
– И лучше бы телятам поискать другой загон, пока не получилось вот так…
Смук кивнул Бледному, Дробанович сорвался на визг. Бледный одним движением перерезал ему горло.
* * *
Предсмертный хрип Дробановича смешался с телефонными помехами.
Милич сжал чашку в руке. Она лопнула и залила все вокруг коричневой жижей.
* * *
Оаковцы столпились вокруг места казни. За их спиной неслышно открылась калитка. Из нее на негнущихся ногах, с пистолетом в вытянутой вперед руке вышел водитель Крстич и медленно зашагал вперед.
– А еще у нас тут есть целый лейтенант! – продолжал Смук. – Скажем так, пока целый. Я еще не решил, нужно ли мне так много лейтенанта.
Окович, сплевывая кровь, огляделся исподлобья. Понимал, что уже умер, и этого не исправить. Но как же хотелось, чтобы последним, что ему даровано в жизни, были не торжествующие лица врагов, не их хищные ухмылки и пустые взгляды! И тут он увидел мушку пистолета, а за ней – широко распахнутые глаза Крстича.
Едва заметно кивнув, Окович закрыл глаза и опустил голову.
Смук передвинулся к нему ближе:
– Эй ты, лейтенант! Ну-ка, посмотри на меня! Хочешь сказать что-нибудь старому беспомощному Миличу? Давай!
Окович не реагировал. Оаковец в бандане ухватил его за волосы и грубо повернул лицом к Смуку. Не открывая глаз, Окович торжествующе улыбнулся, обнажил окровавленные осколки зубов.
– Что скалишься, паскуда? – Смук зверел с каждой секундой.
– У них минус три! – крикнул Окович. – Шеф, вы их добьете!..
