Прибор ночного видения Бека показывал монохромную картинку, все тона от бледно-зеленого до черного.
– Центр – всем. Частоту сменили? Подтвердите.
– Это Верх, слышу. – Проскурина замаскировалась на лежке, через прицел изучала южную сторону ограждения аэропорта.
– Правые здесь, трое, – Маевский, Цветко и Воислав залегли в роще между АТБ и брошенным четвертым блокпостом.
На полпути между зданием АТБ и пассажирским терминалом стояла высокая ферма неработающей антенны дальней связи. В вогнутой чаше трехметрового диаметра, направленной в небо, обосновался Илир с прибором ночного видения и биноклем с просветленной оптикой. Сидя на корточках, он осторожно выглянул через край.
– Маяк на связи. Видимость так себе, но постепенно привыкаю.
– Низ на месте, – отозвался Шаталов.
– Левые здесь, двое, – подтвердил Слащев за себя и Бармина.
Они подготовили пулемет к работе. Хищный ствол выглядывал из «бойницы» между телег, чуть поворачивался влево-вправо.
– Левый-три? – спросил Бек. – Связь есть?
– Извините, – ответил Небойша, – замешкался.
Если пулеметное гнездо было выдвинуто на южный край стояночной площадки, то вторая огневая точка расположилась на уровне АТБ несколько дальше от здания, рядом с одной из рулежек, ведущих к взлетной полосе. Небойша саперной лопаткой откидывал пересохший грунт с клочьями пожелтевшей травы в попытке наскоро обустроить хоть какое-то подобие окопа.
Все были на местах. Не хватало только противника. За холмами на юге и юго-востоке время от времени появлялись странные отсветы. Бек подумал бы, что это светят фары с оживленного шоссе, если бы не знал, как здесь пустынно на дорогах после захода солнца.
Хотелось перейти на русский, но сегодня был день сербского.
– Напоминаю всем, – Бек решил разжевать для штатских, – направления определяем по часам. Двенадцать – строго на юг, вдоль взлетной полосы. Левый-три, дай азимут на все, что видишь.
– Луна взошла, – сказал Небойша неуверенно, – на десять часов. Правильно? Передо мной Левые один и два на час-тридцать, навесы для техники на два часа, АТБ на три.
– Молодец! – похвалил Бек. – Кто еще потренироваться хочет?
– Левый-два, – представился Бармин. – У нас обзор хороший получился, с десяти часов до двух.
– Когда все закончится, – сказал Цветко, он же Правый-два, – вместе выпьем сливовицы. Есть отличное место на шесть-тридцать.
За северным краем аэродрома и непаханым полем темнели крыши домов, плотная частная застройка пригородов Приштины, небо над ними кое-где подсвечивалось заревом пожаров.
* * *
В числе достоинств Смука вряд ли кто-то назвал бы милосердие. Он был требователен к себе и беспощаден к другим. Не исключая и подчиненных.
Больше года Смук сражался с югославами, рисковал жизнью, лил кровь. Не для того, чтобы в последний день войны у него из-под носа украли главный трофей, золотой ключик к его будущему в политике, бизнесе, всем этим скучным, но важным мирным делам.
Может быть, Смук не признавался себе в этом, но за возврат аэропорта он готов был без сожаления расплатиться половиной своего отряда. План атаки учитывал возможность потерь. Если десятники и понимали это, возразить все равно не могли.
В «Гнезде» осталось не больше тридцати человек – охрана, тюремщики, раненые. Смук еще не оголял свою базу так серьезно.
Почти шестьдесят бойцов во главе с Бледным высадились с машин за юго-восточными холмами и цепочками потянулись вверх по склону.
Не меньшая группа Безы заходила на аэродром с торца. Шли весело и расслабленно, развернутым строем между виноградными грядами.
– Гнездо, это Юг, – доложился Беза. – Будем на исходной через пятнадцать минут.
– Скопление людей на двенадцать часов вне зоны прицельного огня, – сообщила Проскурина. – Движутся в нашу сторону, скоро уйдут в овраг.
– Да, вижу их, – запоздало подтвердил Илир.
– Не зевай, Маяк, – пожурил его Бек.
Хашим вел своих прямо на четвертый блокпост. Ему удалось высадиться ближе всех к периметру аэропорта, бойцы сидели и лежали среди деревьев, набираясь сил перед схваткой.
– Запад на месте, – подтвердил Хашим. – Ждем отмашки.
Бледный, как по тропинке, вел своих людей по траве, примятой отрядом Бека несколькими часами ранее. У вентиляционной шахты один из оаковцев замешкался:
– Смотрите, здесь кто-то влез! – снял сломанный замок с проушин решетки, повертел в лунном свете. – Свежак! Кто там впереди меня слышит? Бледному скажите!
Бледный все услышал и сам.
– Не трогай там ничего! – крикнул метров с двадцати.
Но оаковец уже потянул на себя решетку. Вспышка озарила склон. Тех, кто стоял ближе к шахте, разметало в разные стороны. Бетонная конструкция просела и провалилась внутрь себя.
– Это Маяк. Взрыв за холмом на девять-тридцать, видел вспышку.
Небойша, забыв, что работает рация, начал тихо читать молитву.
* * *
Поручик Прийович вломился в кабинет Чарича без стука – к неудовольствию последнего. Комендант держал в левой зеркало, в правой баллончик парфюма.
– Вы слышали, капитан? – выпалил поручик с порога. – Слышали взрыв? Что это было? Какие указания?
Чарич пшикнул туалетной водой под правое ухо, потом под левое. Потом соизволил ответить:
– Честно? Понятия не имею. Спешу!
Щеки коменданта порозовели. Отслужи Прийович под началом Чарича чуть дольше, по этому признаку наверняка смог бы предсказать приближающийся приступ гнева. А незнание не освобождает от последствий. Поручик настаивал:
– Граната или мина? Или что? Разрешите направить патруль для выяснения!
Чарич отложил зеркало, аккуратно отставил баллончик, подошел к поручику вплотную и притянул его к себе за воротник:
– Знаешь, считай, что это было «что-то». Или «плевать, что». Вне нашей зоны ответственности. Транспорт за нами придет в два ноль-ноль. И до этого времени меня интересует только спокойствие в гарнизоне, ничего больше. Где что в Косове взорвалось, пусть полиция разбирается, если ей надо. Патруль он пошлет! А убьют кого-нибудь? Глупо, по-идиотски, после приказа об отводе войск? Бах-бах – и лови, комендант, пару трупов. Бессмысленную гибель югославских солдат хочешь повесить на свою совесть? Записать нам обоим в личное дело? Не выйдет!
Чарич отпустил Прийовича, тот шагнул назад, опустил взгляд.
– Никак нет. Не хочу. Вас понял.
– Вот и славно! – примирительно улыбнулся комендант. – Разумный выбор. Лучше скажи, у меня пробор ровно? Хочу оставить о себе хорошее впечатление.
Чарич наклонил голову, демонстрируя поручику идеальную прическу.
