Только сейчас я разглядел, насколько Японец бледен. Если б не говорил и не двигался, с виду точно покойник. Видимо, посещение этой самой страны Токоё ни фига не полезно для здоровья.
– Короче, для того, чтоб нам обоим не сдохнуть, мне пришлось войти в мир мертвых и через него перебросить нас во времени. Но не в пространстве.
– И… в какой, так сказать, эпохе мы сейчас? – поинтересовался я.
– Понятия не имею, – пожал плечами Савельев, при этом его голос прозвучал несколько смущенно. – Я еще не особо разобрался с этими перебросами во времени. Многое делаю интуитивно. Спасаться было надо, вот я и свалил куда глаза глядят. Короче, получилось то, что получилось.
Я попытался подняться.
С третьего раза получилось, ибо шатало меня не по-детски. Еще бы, травануться одним из самых токсичных боевых отравляющих веществ и остаться в живых – это должно очень сильно повезти. И Виктору спасибо, что вовремя выдернул меня из зараженной зоны, и аптечке с антидотами, которую таскал с собой тот кагэбэшник, упокой его Зона, – многие в мирное время не носят их с собой, мол, угловатые, неудобные, в кармане мешаются…
Мы с Виктором находились в том же самом кабинете, что и до этого, правда, сильно изменившемся. По стенам ползли трещины, из которых торчали узловатые корни. Пол местами вообще рассыпался в бетонную пыль, за годы превратившуюся в слежавшуюся грязь. Стола и стула не было, сейфов и шкафчика тоже, что неудивительно. Думаю, Савельев перебросил нас в будущее Зоны, причем лет на двести, не меньше. На зараженных землях всё растет гораздо быстрее, чем на Большой земле, – и раковые опухоли, и самомнение, и деревья. Но даже с учетом этого фактора дереву-мутанту все равно нужно много времени, чтобы расковырять бетон своими корнями.
Кстати, входная дверь в кабинет теперь была стальная. Местами изрядно ржавая, но пока еще выполняющая свою функцию. Видать, заменили деревянную на более надёжную после того, как иностранный шпион – то есть я – исчез из закрытого помещения незнамо куда.
А вот тем двоим парням, которых я искренне пытался спасти, повезло меньше. Не надо было быть доктором, чтобы с первого взгляда понять: возле двери лежат два трупа. Лица распухшие, синюшные, остекленевшие глаза вылезли из орбит. Ну простите, парни, я сделал все что мог.
– Воняешь ты знатно, – сообщил Виктор.
Я перестал таращиться на трупы и взглянул на трофейную форму майора КГБ.
Выглядела она и правда не очень. Как я ни берегся, но всё же один рукав заблевал порядком. Неприятно, ибо в Зоне стиральных машин нету – а уж в этой, где деревья сквозь стены подземелий прорастают, тем более.
Да и не совсем по размеру был мне майорский прикид. А вот то, что было надето на погибших парнях, вполне могло подойти. Робы новые, сразу видно. Судя по крою и обилию карманов, сшиты по армейским лекалам. Ну а моральные моменты в таких случаях меня никогда не беспокоили. О чем я Виктору и сообщил, когда он попытался кинуть в мою сторону язвительное замечание насчет моего мародерства и его офигевания по поводу отсутствия у меня брезгливости.
– Объяснить разницу между мародерством и боевым трофеем? – поинтересовался я.
– Не надо, – поморщился Виктор. – Читал как-то один из твоих псевдофилософских боевиков, помню.
– Вот и ладушки, вот и хорошо, – кивнул я, продолжая снимать одежду с покойника. На мой взгляд, мертвым вообще ничего не надо. Все посмертные ритуалы придумали живые. И то, я думаю, лишь для того, чтобы трупы, ожив, не таскались по земле, а тихонько бились себе в гробах, пока не истлеют. Феномен зомби давно известен на Большой земле, просто в Зоне он случается намного чаще. Возможно, потому, что с гробами здесь напряженка.
Покойник при жизни был парнем крепким, с одеждой на размер больше моего. Но это и в плюс – нигде не жмет, не трёт и не стесняет движений. А вот берцы у него оказались аж на два размера больше. Я призадумался. Заправить широкие штаны в сапоги? Голенища жать будут. Пустить штанины поверху? Чёт вообще ерунда какая-то, жесткие голенища мигом голые икры натрут. Оставить старые штаны вообще не идея – когда меня на полу крючило, коленом я в свою блевоту значительно так макнулся.
Слегка озадаченный на тему что делать, я было решил присмотреться к берцам второго трупа, и был немало удивлен – Японец сноровисто раздевал мертвеца с явным намерением облачиться в его шмот. В целом логично: на Викторе было надето что-то очень условное, напоминающее робу лаборанта и для походов по Зоне явно не предназначенное.
– И как там оно насчет мародерства? – ехидно поинтересовался я. – Совесть и мораль нигде не жмут?
– Нисколько, – невозмутимо ответил Японец. – Просто я вспомнил, что однажды кровью подписал клятву, в которой было написано: «У меня нет закона. Самосохранение станет моим законом». Исходя из чего сменить вот эти тряпки на нормальную одежду и есть элемент самосохранения.
– Зашибись, – кивнул я. – Значит, у тебя это самосохранение, а в моем случае – мародерство?
– Совершенно верно, – отозвался Японец, стаскивая с мертвеца штаны. – Никто ж не заставлял тебя макаться в собственную блевотину и портить вполне себе приличную форму. Да в принципе мог бы и в ней походить, пока не нашел ручей и не отстирал свои выделения. Совершенно ни к чему грабить мертвеца, когда в этом нет острой необходимости.
– Надеюсь, ты сейчас прикалываешься, – проворчал я. – Напридумывают себе всяких законов якудзы, а потом прикрывают ими собственные двойные стандарты.
Признаться, Японец со своей парадоксальной логикой меня слегка взбесил, что, кстати, пошло на пользу. Дурнота отступила, перестав вить канаты из моих кишок, и даже появилось нечто, отдаленно смахивающее на прилив бодрости. Ярость вообще хорошее средство от любых болезней, о которых тут же забываешь, когда тебя начинает слегка колбасить от желания заехать кулаком в невозмутимое дружеское рыло. Хотя в случае с Японцем это чревато, еще большой вопрос, чье рыло при таком раскладе больше пострадает, его или моё.
В общем, я додумался до того, чтоб оставить на ногах портянки, которые, перемотав немного по-другому, всунул в берцы, плотно их после этого зашнуровав. Ничего так получилось, годно. Так называемый финско-немецкий вариант носки ботинок при отсутствии носков, кардинально решающий проблему обуви, не подходящей по размеру.
Еще в кармане «своего» автоматчика я нашел кожаный ремень, из которого быстро смастерил набедренный подвес под кобуру для трофейного пистолета Макарова. Почему не на поясе? Потому, что там уже висели трофейный нож и подсумок с двумя запасными магазинами.
А вот ПСС я решил с собой не брать. В нем после стрельбы по замку только два патрона осталось, и из-за них таскать с собой за пазухой лишний килограмм я счел неразумным. Поэтому бесшумный пистолет так и остался во внутренней кобуре майорской формы, которой я накрыл лицо «своего» мертвеца.
Кстати, пока я орудовал ножом, рассмотрел его повнимательнее. И оказалось, что мой трофей на самом деле дорогого стоит. Замысловатое клеймо на клинке, напоминающее руны, навеяло воспоминания. Похоже, у меня в руках оказалось кастомное творение замечательного конструктора ножей Андрея Мака. Помнится, однажды держал в руках его «Легион» – до сих пор под впечатлением. Но если тем ножом удобно врагам головы сносить, словно топором, то этим по-тихому снять часового самое милое дело. Не совсем понимаю, как этот нож из двадцать первого столетия переместился в восемьдесят шестой год, хотя догадываюсь. Ходят среди сталкеров слухи, что знаменитый коллекционер Мак на самом деле перехожий и в своих поисках уникальных ножей умеет перемещаться не только по всему миру, но и через временные порталы, которые прорезает ножами, созданными своими руками. Интересно будет попробовать, может, этот мой трофейный нож тоже такое умеет?
