Про себя я решил, что за «проклятое мирозданием чудовище» это хамло мне ответит лично. Мне б только до «Бритвы» добраться – с ней я себя как-то увереннее чувствую, когда приходится объяснять всяким крутым суперменам, что они не правы. Но сейчас чуйка мне подсказывала, что так просто подойти и дать в глаз этому Сагаре не получится, а нарываться без малейшего шанса на победу есть глупость несусветная. Поэтому я решил подождать, чем закончится мысленный баттл Виктора с этими ниндзя-самураями. Ибо был уверен, что Савельев так просто наезжать на себя не позволит.
И не ошибся.
«Если я нарушил закон мироздания, пусть оно меня и судит, – отозвался Японец. – Люди, назвавшиеся хранителями равновесия, это всего лишь люди. И, при всем уважении к древности вашего клана, что бы вы сейчас ни говорили – это всего лишь ваши слова против моих слов и ваше мнение против моего, не более. Да, я спас Меченосца, потому что он мой друг, который не раз спасал меня, и мы уже давно потеряли счет нашим обменам Долгами Жизни. Но разве в клане Сагара не принято спасать друзей, попавших в беду?»
Белые переглянулись.
«Закон якудзы…» – начал было старший.
Но Виктор уже, что называется, поймал волну и теперь гнал внаглую, наплевав на все регалии этих вершителей чужих судеб.
«Я внимательно прочитал Клятву синоби, прежде чем подписать ее своей кровью, – перебил Савельев белого. – Там написано: «У меня нет закона. Самосохранение станет моим законом». Да, я спасал себя и друзей, не позволив нам погибнуть вместе с обреченной Зоной. Помните, что написано в Клятве? «У меня нет привязанностей. Верность клану – моя привязанность». А мои друзья – это и есть мой клан, который защищает меня и который я всегда буду защищать до последней капли крови. Да, я бесчестно победил врага после того, как он попытался бесчестно победить меня, потому что был в своем праве отплатить мерзавцу той же монетой. Но при этом я помог ему умереть достойно, согласно древним законам наших кланов. Так вот, найдется ли теперь среди вас, хранящих равновесие, тот, кто скажет мне, что я в чем-то нарушил Клятву синоби, которую вы, самураи Сагара, называете Законом якудзы?»
Белые молчали. Переваривали. Возможно, о чем-то говорили между собой, только мы с Виктором этого не слышали. Скорее всего, шушукались, конечно, потому что уж больно долго мы торчали столбами посреди этого грёбаного зала, у меня аж спина зачесалась. И вроде б надо пошкуриться меж лопаток, а неудобно как-то – уж больно момент драматичный. Когда, например, в приличных книгах случаются такие моменты, все непременно духовно просветляются, читатель слезу пускает ненароком. А я что напишу, если белые передумают нас валить и я соберусь записать всё, что с нами произошло? Что в напряженной паузе, кульминации романа, можно сказать, хребтину чесал, как шелудивый крысопёс? Не, не дело. Потерплю, так уж и быть.
Наконец, главный белый разродился.
«Мы обсудили твои слова, Оми-но ками. И пришли к выводу, что ты виновен».
От ведь, мать твою за ногу… А до «Бритвы» я добежать, наверно, не успею. Хотя, если рвануть прямо сейчас, крайнему белому зарядить по колоколам, выдернуть нож из колонны и…
«Но ущерб, что ты причинил, меньше пользы, которую ты принес. Линии вероятности уже изменились, причем в лучшую сторону, чем складывались ранее, – а это значит, что Мироздание приняло твою правку времени и сочло ее полезной для себя».
Ага. Так-так. Похоже, есть шанс, что всё кончится по-хорошему и не придется проверять на крепость гениталии крайнего белого – который, видимо, уловив мои агрессивные флюиды, слегка напрягся.
«К тому же мы пришли к выводу, что не случайно твой меч, созданный великим мастером нашего клана, выбрал своим хозяином именно тебя. Также мы учли, что сегодня ты, синоби стихии Воды, совершил невозможное, убив мастера стихии Пустоты. Такого еще не было никогда в истории Японии. Поэтому мы, видящие Истину, говорим тебе, Оми-но ками, мастер Пустоты, – иди и дальше по своему Пути воина, но никогда не забывай о Клятве синоби, которую мы, самураи клана Сагара, называем Законом якудзы».
«Стихии… Пустоты? Без убийства неживого?»
В мыслях Виктора я почувствовал смятение.
«Именно, – отозвался старший. – Разве ты не знал? Убивая неживого, синоби стихии Воды сам становится неживым. Его ками умирает. Такую цену берет Мироздание за те способности, что дает взамен. Живой человек не может нести такой груз, поэтому он доступен лишь мертвому. Но сегодня свершилось необычное чудо – живой убил неживого и при этом сохранил свое ками. Что ж, видящие Истину надеются, что ты достойно распорядишься своим даром. Или проклятием».
Они повернулись – и ушли обратно в свой портал. А мы остались стоять посреди толпы автоматчиков… которые почему-то больше не собирались в нас стрелять. И разгибаться – тоже. Так и стояли в поклоне, опустив головы книзу, пока Виктор что-то не сказал по-японски.
Тогда автоматчики синхронно закинули свое оружие за спину – и замерли, словно статуи. А Виктор снова что-то по-японски сказал.
И тогда из толпы вышел один боец, такой же невысокий, как и остальные жители этой страны, – и направился к Виктору, на ходу стаскивая с головы капюшон. Причем я как-то даже не особо удивился, когда по плечам того бойца рассыпались роскошные черные волосы – такие же, какие были у Александры. Ну да, где же еще быть юной куноити, как не среди воинов, которых воспитывал Масурао? Он же сам об этом сказал. Причем готов поспорить, что каменномордый как следует промыл девочке-подростку мозги, и не исключаю, что сейчас она достанет из складок своего просторного одеяния что-нибудь колюще-режуще-ядовитое и всадит в Японца, который стоит и смотрит на нее и не видит ничего больше, кроме лица, одновременно похожего и на мать, и на отца…
Но нет, не всадила. Подошла – и начала говорить на чистейшем русском языке, которому наверняка ее Александра научила.
– Здравствуй, отец, – произнесла она с почтительным поклоном – Япония всё-таки, понятное дело.
– Здравствуй, дочь, – ответил Савельев, поклонившись в ответ чуть менее глубоко – этикет, однако, тоже понятно, хотя на душе у Савельева небось сейчас черт знает что творится.
– Учитель сказал, что ты слаб духом и телом и недостоин называться моим отцом, – продолжила девочка. – Но я видела, как ты убил учителя, который повел себя недостойно. Уважение к противнику – это Путь к совершенству, но если противник не уважает тебя, то это значит, что он сошел с Пути воина, и тогда синоби может убить его так, как сочтет нужным. В таком убийстве нет бесчестья, а если его нет, то это чистая смерть, достойная рук мастера стихии Пустоты. Мать много рассказывала мне о тебе, и я горжусь, что у меня такой отец.
– А я горжусь, что моя дочь верно понимает суть Пути синоби, – отозвался Савельев.
Ну, понятно. Там, где русские люди обнимаются и плачут от счастья, ниндзя-папа и его ниндзя-чадо с невозмутимым видом говорят друг другу всякие мутные и длинные восточные предложения.
