Вооруженное жизненной правотой последнего класса в истории человечества, ГПУ могло положиться на безоговорочную поддержку подавляющего большинства населения. Кольцов предложил читателям представить себе, что произошло бы с белогвардейским шпионом, прибывшим в Советский Союз и остановившимся в коммунальной квартире.
Если белый гость покажется подозрительным, им тревожно заинтересуется фракция жилтоварищества. На него обратит внимание комсомолец-слесарь, починяющий водопровод. Прислуга, вернувшись с собрания домашних работниц, где стоял доклад о внутренних и внешних врагах диктатуры пролетариата, начнет пристальнее всматриваться в показавшегося ей странным жильца. Наконец, дочка соседа, пионерка, услышав случайно разговор в коридоре, вечером долго будет не спать, что-то, лежа в кровати, взволнованно соображать. И все они, заподозрив контрреволюционера, шпиона, белого террориста, – все они вместе и каждый в одиночку не будут даже ждать, пока придут их спросить, а сами пойдут в ГПУ и сами расскажут оживленно, подробно и уверенно о том, что видели и слышали. Они приведут чекистов к белогвардейцу, они будут помогать его ловить, они будут участвовать в драке, если белогвардеец будет сопротивляться
[609].
Чтобы все так и получилось, советское государство должно было обратить большинство населения в официальную веру. Страна была широка, а времени мало. НЭП обещал отсрочку, но вожди революции по-прежнему исходили из того, что нынешнее поколение (если не отцов, то детей) будет жить при коммунизме. Христиане стали правящей партией Римской империи спустя три с лишним века после смерти основателя секты. Большевики двадцатых исчисляли время годами и полагали, подобно апостолу Павлу, что «образ мира сего» исчезает у них на глазах. По словам Крицмана, задача НЭПа заключалась в «подготовке к предстоящим великим всемирно-историческим по своему значению боям между пролетариатом и капиталом». Положение осложнялось тем, что большинство подданных нового государства не успели стать пролетариями, а большинству пролетариев не хватало «сознательности». НЭП был периодом раздувания пожара мировой революции за границей и просвещения наследников революции в СССР. Вторая задача предполагала гораздо более высокую долю свободной воли. Душ было много, а времени мало. Цель, как сказал пуританин Ричард Бакстер о другой добродетельной диктатуре, заключалась в том, чтобы заставить трудящихся «учить слово Божье и шагать тихо и чинно, пока добровольно и искренне не придут они к истинной вере». Исполнение пришлось отложить, но вера была тверда, а партия едина
[610].
Основной стратегией обращения непосвященных было превращение очных сообществ – цехов, контор, деревень, классов, факультетов и жилтовариществ – в конгрегации единоверцев. Октябрята создавали отряды, пионеры – «звездочки», комсомольцы и члены партии – ячейки. Под присмотром первичных организаций и примкнувшего к ним «актива» сослуживцы, соседи и одноклассники объединялись в коллективы и выбирали ответственных за дисциплину, гигиену, стенгазету, «физическую культуру» и политическое просвещение. Кольцов знал, о чем говорит: в 1927 году все жильцы его гипотетического дома регулярно ходили на собрания и участвовали в митингах и субботниках. Организационная структура представляла собой сочетание кальвинистской сети самоуправляемых конгрегаций с православно-католическим надзором со стороны дипломированных жрецов – с той существенной разницей, что большинство советских граждан оставались неверующими. Партия уже сложилась в иерархию профессиональных идеологов; «коллективы» еще не стали сплоченными конгрегациями единоверцев
[611].
Процесс обращения начинался с политграмоты. Все члены коллектива – от дочки соседа, пионерки, до домработницы из жилтоварищества – посещали «читки» газет и специальные занятия, организованные по образцу дореволюционных кружков. «Классиков» изучали редко – большинство узнавало о марксизме-ленинизме из популярных брошюр (таких как «Азбука коммунизма» Бухарина и Преображенского и «Ленинизм», «Диктатура пролетариата» и «Памятка большевика» Керженцева) и лекций вроде тех, которые Сергей Миронов читал женам ростовских командиров.
Другим условием перестройки сознания было присутствие на коллективных мероприятиях. Подобно большинству универсальных учений, коммунизм осуждал индивидуализм и требовал участия в общественных ритуалах. Подобно большинству миссионеров, парторги настаивали на том, чтобы их подопечные проводили как можно больше времени вместе. Подобно не разочаровавшимся кальвинистам, большевики требовали от членов конгрегаций взаимного наблюдения и публичной подотчетности.
Третьей и самой масштабной частью большевистской стратегии обращения был «процесс цивилизации». Миссионерская работа не ограничивается преподаванием священного писания и созданием новых сообществ. Благая весть сопровождается словами, жестами, обрядами, преданиями и моделями поведения, связанными с первоначальным пророчеством и его бытованием в миру. Все обращения в какой-то степени «цивилизуют»; большевистская практика, основанная на отождествлении вселенского искупления с городской современностью, была осознанно и бескомпромиссно цивилизаторской. «Советское» означало «современное», а современность ассоциировалась с опрятностью, аккуратностью, трезвостью и пунктуальностью
[612].
«Смычка с солнцем» Подвойского была частью широкой кампании за культуру быта, рациональное питание и, как следствие, здоровое и красивое тело. Дети ходили в походы, юноши и девушки закалялись как сталь, женщины освобождались из плена «серо-деревянных коробок». По словам главы Нарпита Артемия Халатова, работница проводит «значительную часть своего времени» на кухне, «подрывая здоровье и силы» и истязая «усталого рабочего-мужа» невкусной и нездоровой пищей. Ответом партии было создание фабрик-кухонь, оборудованных «механическими мясорубками, картофелечистками, корнерезками, хлеборезками, ножечистками и посудомойками». Как собирался сказать (но не сказал) Андрей Бабичев в «Зависти» Юрия Олеши: «Женщины!.. Мы вернем вам часы, украденные у вас кухней, – половину жизни получите вы обратно». (Халатов вырос в зажиточной армянской семье в Баку и вступил в партию в 1917 году, когда был студентом Московского коммерческого института и членом президиума Замоскворецкого военревкома.)
[613]
Что делать с таким количеством досуга? По словам Подвойского, задачей физкультурного движения было создание «организованного, здорового, трезвого, бодрого режима целого дня, игр в здоровой обстановке с движениями, от которых грудь расправляется, легкие наполняются чистым воздухом, сердечная деятельность возбуждается, кровь быстрее бежит по жилам, разнося всюду жизненные силы, появляется аппетит к здоровой пище – хлебу, овощам и фруктам, настроение становится бодрым, повышается все состояние человеческого существа». Трезвый и здоровый человек с большей готовностью следует наставлениям. Три минуты подготовки под наблюдением опытных инструкторов – и «многотысячная толпа введена в строгие рамки двухшереножного строя, а не попавшие в общий порядок подбегают узнать, в чем дело, и… остаются в строю». Любая правильно организованная игра есть «увлекательная форма политпропаганды: через шутки, танцы, инсценированные речи и заседания, через пение – проникаются идеями международной пролетарской солидарности»
[614].
