Над кранами, трубами и мачтами возвышалась фигура Грановского. В воспоминаниях он предстает в облике Петра I на строительстве Санкт-Петербурга. «Ежедневно на площадке можно было встретить начальника строительства М. А. Грановского либо делающего обход цехов, либо проезжающего в экипаже. Гнедой жеребец, пролетка, бравый кучер – все выглядело необыкновенно солидно, как и сам седок». (Согласно его сыну Анатолию, у него, помимо пролетки, был автомобиль и катер; согласно жалобе одного немецкого коммуниста, пролетка использовалась для того, чтобы возить Анатолия в школу; согласно Шаламову, сапоги и шинель Грановского были сделаны заключенными.) «В ту пору об этом человеке ходили мрачные легенды. Грановского не любили, боялись, но никто не рисковал сорвать выполнение его приказа, не выполнить его распоряжения… Михаил Александрович сам лично вникал во все тонкости технологии, отдавал распоряжения, отменить которые никто, как я уже говорил, не рисковал, чтобы не навлечь на себя его гнев. По существу, он подменял главного инженера и был, пожалуй, прав, ибо не хотел вверять свое детище «временным посланцам». По словам Цукермана: «Грановский действовал как в условиях фронтовых, и себя не щадил, и беспощаден был в своих требованиях к работникам»
[896].
Грановский (слева) сопровождает народного комиссара тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе во время его визита в Березники. 1934 г. Предоставлено И. Т. Сидоровой
В 1933 году он получил орден Ленина (одновременно с Берманом), в январе-феврале 1934-го участвовал в работе XVII съезда партии, а в ноябре 1934-го, в семнадцатую годовщину революции, переехал в новый двухэтажный дом. По воспоминаниям Анатолия:
Участок быстро заполнился машинами и пролетками высших чиновников со всей округи. Новоселье было шумным и продолжалось до поздней ночи.
Дом был полностью меблирован и роскошно украшен. Стены были обшиты деревом на высоту примерно полутора метров от пола, а сверху покрашены и расписаны. Фарфор, серебро, белье и все необходимое для господского дома предоставлялось бесплатно
[897].
По воспоминаниям женщины, которая в детстве жила при кухне дома Грановских: «Внешне он был ничем не примечательным, но внутренняя отделка впечатляла. На первом этаже располагалась техническая библиотека, большая кухня в кафеле. На втором этаже располагался кабинет и другие комнаты. В доме была добротная мебель, люстра, много больших комнатных растений – пальм». Для Анатолия жизнь в березниковском доме стала самым счастливым воспоминанием детства:
Я помню, как перед сном лежу с открытыми глазами под гладким, толстым одеялом, на мягком, пружинистом матрасе. В темной спальне тепло, за окном порхающие снежинки толстым покрывалом ложатся на раму. Я помню, как я благоговел перед отцом, как любил его и боялся. Помню чувство покоя и защищенности, которое он внушал – когда я хорошо себя вел
[898].
Грановский с младшим сыном Владимиром, 1936 г. Предоставлено И. Т. Сидоровой
Спустя шесть месяцев, в апреле 1935 года, Грановский был назначен начальником Центрального управления железнодорожного строительства СССР, и семья переехала на постоянное жительство в Дом правительства. По воспоминаниям Анатолия:
За пять лет Березники изменились до неузнаваемости. Когда мы приехали, это был маленький поселок, окруженный лесами и болотами и состоявший из трех каменных и нескольких деревянных домов. Теперь это был промышленный центр, в котором жило 75 000 рабочих с семьями.
Мы уезжали в специальных вагонах. На станцию проводить нас пришло много народу. Все улыбались и желали нам счастья. На некотором отдалении стояли рабочие, которые пришли поглазеть. Их лица ничего не выражали
[899].
«По-разному отнеслись работники химкомбината к этой перемене, – писал начальник планового отдела Федорович. – Одни с облегчением вздохнули – наконец-то освободились от деспотичной власти Грановского, другие отнеслись к этому с сожалением, третьи были как бы на перепутье: что их теперь ждет?»
[900]
12. Поднятая целина
Первой задачей первой пятилетки было созидание – «устройство особых фундаментов, способных сохранить устойчивость зданий на болотистой почве», и строительство «белых спокойных зданий, светящихся больше, чем есть света в воздухе». Второй было разрушение – осушение «урчащего и гниющего» болота и истребление населяющих его вредителей. Самая радикальная из сталинских революций происходила в густой тени кранов, труб и мачт. Она должна была совершить то, о чем «кустарь» Петр Первый не мог и мечтать и на что ни одно государство в истории не могло решиться: превратить всех сельских жителей – хлеборобов, рыболовов, скотоводов, оленеводов и следопытов – в государственных служащих.
Индустриализация нуждалась в иностранном оборудовании; иностранное оборудование стоило денег; деньги платили за зерно; зерно подлежало изъятию в виде «дани» (как выразился Сталин). А поскольку своевременное поступление дани от крестьянских хозяйств не могло быть гарантировано, крестьянские хозяйства должны были быть разрушены.
В среде сектантов-милленаристов то, что необходимо, – неизбежно, а то, что неизбежно, – желательно. Коллективизация была предсказана (предписана) Марксом, Энгельсом и Лениным; то, что она была необходима, означало, что она вот-вот начнется, а то, что она вот-вот начнется, означало, что имеющий уши – услышит. 7 ноября 1929 года Сталин заявил, что «основные массы крестьянства» решили отвернуться от векового уклада и, «несмотря на отчаянное противодействие всех и всяких темных сил, от кулаков и попов до филистеров и правых оппортунистов», последовать за партией по пути «великого перелома» и «сплошной коллективизации»
[901].
