Дом правительства был домом (а не сотами с автономными ячейками) благодаря детям. Мир Дома был детским благодаря тому, что его структурными и социальными центрами служили дворы, а не квартиры. Если смотреть снизу или сверху, ансамбль Дома состоял из трех неравных четырехугольных пространств, окруженных толстыми стенами. Граница в нескольких местах прерывалась (дворы соединялись друг с другом и с улицей), но маленьким детям они казались разными мирами. Детский коллективизм ограничивался полом, возрастом и двором, причем последний фактор играл почти такую же важную роль, как два первых. За пределами нейтральной территории клуба и Церковки дети играли со «своими» (то есть с детьми из подъездов, выходивших в их двор). В классики и «счастливые камни» играли только девочки; в футбол и войну – только мальчики. В салочки, прятки, лапту, штандер и двенадцать палочек играли и те и другие, но обычно порознь. В казаки-разбойники играли все вместе: разбойники атаковали штаб казаков, а казаки ловили и пытали разбойников.
План подвала
Дети ходили в школу и гуляли в окрестностях Дома без сопровождения взрослых. Чаще всего ходили в ближайшие кинотеатры («Ударник» и, после 1934 года, Первый Детский) и Парк Горького (особенно зимой, когда аллеи заливали, а из репродукторов неслась танцевальная музыка). На лыжах катались вдоль Канавы и по обледенелым ступенькам, ведущим к реке. Девочки гуляли вдоль набережной, взявшись за руки.
Дети одного возраста и пола определяли друг друга по дворовой принадлежности и классу в школе. Первичными социальными единицами были группы друзей от двух до четырех человек; отдельные члены мигрировали, большинство оставались вместе до конца школы и иногда дольше. Они записывались в одни и те же кружки, играли в одних и тех же дворовых командах, вместе ходили в город, сидели рядом в школе (если их не рассаживали) и проводили много времени в гостях друг у друга (предпочитая квартиры с отсутствующими или гостеприимными родителями и престижными книгами и игрушками) – рисовали, разговаривали, слушали музыку, делали уроки, проявляли фотографии и инсценировали книги и кинофильмы. Девочки-подростки ходили в оперу и театры на определенных исполнителей. Самые большие и хорошо организованные группы поклонниц были у теноров Большого театра Сергея Лемешева и Ивана Козловского. Когда Елене Краваль и ее подружкам было по четырнадцать – пятнадцать лет, они ходили встречать Лемешева у выхода из театра после убийства Ленского в конце второго действия «Евгения Онегина»
[1334].
Катание на лыжах по набережной (из «Губерта в стране чудес»)
Большинство дружеских объединений общались с одной или двумя группами сверстников противоположного пола, обычно из того же двора и класса. Общими занятиями были штандер, казаки-разбойники, волейбол у Церковки, катание на коньках и театральные постановки в клубе, а в старших классах – танцы и совместные походы в кино, музеи и Парк Горького. К концу школы от двух до четырех таких союзов могли объединиться в одну «компанию», с последующим разделением на пары. Пары и группы «лучших друзей» оставались первичными ячейками социальной организации до женитьбы или замужества. Новые институтские друзья могли заменить школьных, уступить им в конкурентной борьбе или объединиться с ними в двойственный союз или общую ячейку.
Валя и Светлана Осинские (в центре и справа) на даче. Предоставлено Еленой Симаковой
Детей, живших в бараках и коммунальных квартирах старого Болота, называли «татарами». Девочки из «клоповников» могли благодаря школьным союзам стать частью социальной жизни Дома, но редко в качестве полноправных членов – из-за их неловкости в непривычном окружении, статуса получателей ношеных вещей и нежелания приглашать подруг к себе домой. В тех случаях, когда это происходило, девочки из Дома возвращались под сильным впечатлением от увиденного и предпочитали больше туда не заглядывать. Мальчиков разделяла необходимость охранять свою территорию и предотвращать несанкционированные ухаживания. Мальчики, возвращавшиеся из школы в Дом правительства, рисковали попасть в засаду и быть избитыми
[1335].
Отъезд на дачу приостанавливал функционирование социальных сетей, не нарушая их целостности. Дачи большинства жителей Дома располагались вдоль высокого (кремлевского) берега Москва-реки, от Серебряного Бора на востоке (где Трифоновы жили рядом со Свердловыми, Халатовыми, Морозами и Подвойскими) до Николиной горы на западе (где школьные и дворовые подруги Инна Гайстер, Наташа Керженцева и Марина Усиевич воссоединялись во время каникул). Дачная жизнь была священным центром счастливого детства и более или менее сознательной имитацией дворянского быта. Дети Осинского – Дима, Светлана и Валя – проводили лето в Барвихе, примерно на полдороге между Серебряным Бором и Николиной горой. Светлане предстояло стать семейным летописцем
[1336].
Светлана Осинская на даче
Предоставлено Еленой Симаковой
Летом – счастливые долгие дни. Иногда утром выйдешь рано, когда все еще спят, в воздухе свежо, но день обещает быть прекрасным. Благоухают цветы, окружающие весь дом. Стою у маленькой скамеечки у входа в лесок и думаю: куда бежать – к реке, вниз по крутой лестнице, или за беседку, к дальнему концу участка, где отлично можно играть в песке на обрыве. Сознание, что впереди долгий день с играми, в которых я неизменно вместе с братьями и их товарищами, рождало яркое ощущение счастья…
