Ja, Zuckererbsen für jedermann,
Sobald die Schoten platzen!
Den Himmel überlassen wir
Den Engeln und den Spatzen…
Я думал, что он читает драматические сочинения без особого критического разбора (он тут читал Гете, Шиллера, Байрона, Мольера, Гауптмана, Ибсена «Враг народа» и «Столпы общества», читал быстро, но странным образом все помнит), оказывается, нет: при чтении статьи Белинского о «Горе от ума», где дается отрицательный отзыв о Мольере, как писателе рассудочном, дающем нереальные, тенденциозно заостренные типы и скучных резонеров, Валюша вдруг начал оживленно поддерживать точку зрения Белинского, приводить примеры и развивать ее. Между прочим, и я очень не люблю Мольера, никогда не мог его читать.
Ты понимаешь, что читаю я с ним с затаенной надеждой научить его быть писателем, которым он, наверное, и так будет, по собственному произволению. Но научить его так, чтоб он был продолжателем фирмы Н. О.2, как ему нужно будет подписываться под статьями. Поэтому-то и читаю с ним Белинского, духовного отца моего, и Генриха Гейне, друга и спутника идеологических дедов моих доктора Маркса и генерала Энгельса
[1362].
Валя Осинский на даче Предоставлено Еленой Симаковой
Валино любимое место из «Германии» Гейне следует за строфой о рае на земле, которую любил петь Свердлов. Н. О. – псевдоним Осинского. До Маркса и Энгельса ни у кого руки не доходили. (Несколькими месяцами ранее Губерт Лосте признался Марии Остен, что отец не разрешал ему читать Маркса. «И совершенно правильно делал! – сказала Мария. – Рановато тебе читать Маркса».) Осинский собирался представить Валю своим идеологическим дедам года через три-четыре, но не был уверен, что в нем достаточно «ядовитости» и пафоса («нужен пафос и даже лирический пафос, совершенно своеобразного характера: лирика прекрасного в лучших стремлениях людей»). Н. О.2 был «добродушнее» Н. О.1, по мнению последнего: он унаследовал романтический интеллектуализм отца, но не «ненасытность» его утопии
[1363].
Валина сестра Светлана называет его «чистой душой», «добрым милым мальчиком» и «нежным сыном и братом». С ними жили старший брат Дима (Вадим) 1912 года рождения и двоюродный брат (Димин сверстник) Рем Смирнов, которого Осинские усыновили после ареста его отца в 1927 году. По воспоминаниям Светланы:
Очень любили Валю и все наши родственники, и он любил их всех – бабушку, теток. В детстве мы ужасно ссорились, и не раз он кидался на меня с кулаками, плача от обиды. Я дразнила его – за рассеянность, за заикание. Бедный Валя! Он заикался после перенесенной в детстве скарлатины, и никто не мог его вылечить. Почему-то его мучительные попытки – он нагибал голову, брызгал слюной, делал отчаянные жесты рукой – вызывали у меня раздражение, даже тогда, когда мы были дружны и детские ссоры отошли в прошлое.
Главным, преимущественным и любимым занятием Вали было чтение. Мы с Ремом тоже любили читать, но с ним никто сравниться не мог. Почему-то он заворачивался в какие-то немыслимые тряпки – старый, рваный плед, например, забивался в малообитаемый угол и читал, читал…
[1364]
* * *
Юра Трифонов, сын Валентина Трифонова и Евгении Лурье, не только читал, но и писал. Свой первый рассказ он написал 11 октября 1934 года, когда ему было девять лет.
Воздушный слон
Это было в Америке в городе Денвере. Джим шел в харчевню он шел и мечтал, вдруг под ногами земля расступилась и он попал к воздушному слону.
Продолжение следует
[1365].
Стиль и место действия позаимствованы из приключенческих книг, стоявших в отцовском кабинете. Идея летающего слона витала в воздухе: три месяца назад самый тяжелый самолет в мире, «Максим Горький», установил мировой рекорд, подняв пятнадцатитонный груз. (Маловероятно, что Юра читал «Время, вперед!» в возрасте восьми лет, а «Дорога на Океан» и диснеевский Дамбо еще не вышли.) Продолжение появилось 29 декабря.
Продолжение «Воздушный слон»
Как только он провалился и почувствовал под ногами твердое, то увидел, что около него стоят 20 человек и один из них держит наган и направил на него дуло. Джим равнодушно смотрел на наган, но вот один из них спросил:
– Кто ты такой?
– Я Джим из Филадельфии.
– Как ты сюда попал?
– Я провалился.
– Мы тебя отсюда не выпустим.
– Почему?
– Потом узнаешь, а теперь шагай за мной.
Он повел Джима по длинным коридорам, и наконец привел в комнату где стояло какое-то металлическое сооружение (это и был воздушный слон)
[1366].
Юра Трифонов
По воспоминаниям Юриного одноклассника Артема Ярослава (племянника члена Комитета советского контроля и бывшего правого оппозиционера А. И. Догадова), «было в нем что-то от медвежонка: плотный, коренастый, с густой черной шевелюрой, какой-то особой походкой – он был похож на властелина леса. Одевались мы тогда очень скромно. Юра, помню, ходил то ли в бархатной, то ли в вельветовой курточке, штанах-гольфах, в больших очках, в то время это было довольно редко». Он вел дневник, собирал марки и монеты, классифицировал писателей и их героев («далеко д’Артаньяну до Эдмона Дантеса!!!»), планировал побег в Южную Америку, участвовал в театральных постановках, ходил в кино («смотрел «Ленин в октябре». Замечательная картина! превосходная! великолепная! идеальная! изумительная! отличная! очень хорошая! исключительная!»), поднимал (в рамках работы над собой) отцовские гири и «читал запоем». В январе 1938 года, когда ему было двенадцать, он провел десять дней на даче, катаясь с друзьями на лыжах. «На даче прочел «Тиль Уленшпигель», «Ган Исландец» Гюго… «Путешествие на край ночи» Селина и «Капитан Фракасс» Готье. Не мешало бы еще десяток дней пробыть на даче». Но надо было возвращаться в школу. Три недели спустя он записал в дневнике:
