Центральный вход, с Торри делл’Арсенале, Torri dell’Arsenale, Арсенальными Башнями, разукрашенный множеством львов, находится на юге. Все мраморные львы украдены венецианцами в Греции, и самого известного из них, так называемого Пирейского льва, греки время от времени требуют обратно. Точно датировать Пирейского льва пока никто не смог, считается, что он появился на свет во II веке н. э., во времена Адриана и Марка Аврелия, и это более похоже на правду, чем утверждение, будто лев создан во времена Александра Македонского. Знаменит же лев не столько художественными достоинствами, высокими, кстати, но тем, что на нём вырезано руническими буквами: «Хакон с Ульфом, Асмундом и Оэрном завоевали этот порт. Они вместе с Харальдом Длинным наложили тяжёлые поборы по причине бунта греческого народа. Далк был пленён в далёких землях, Эгиль вместе с Рагнаром отправился в поход в Византию и Армению» – слева, и «Асмунд вырезал эти руны вместе с Асгейром, Торлейфом, Тородом и Иваром по указанию Харальда Длинного, несмотря на гнев греков и попытки помешать этому» – справа. Надписи, само собою, полюбились скандинавским историкам (и русским), и именно скандинавы определили, что это руны, а также сделали перевод, доказывающий влиятельность варягов – чуть ли не завоевателей – в Византии XI–XIII веков (по поводу датировки рун учёные опять же договориться не могут). Историки, принадлежащие к более южным народам, склонны варягов в Византии рассматривать не как завоевателей-повелителей, а как наёмников, поэтому перевод оспаривают. Некоторые подвергают сомнению даже то, что это руны. Руническое письмо до сих пор никто расшифровать не смог. Смысл рун остаётся тайной, что бы Стокгольм не городил с их прочтением. Я думаю, что в данном случае варяжские надписи таят в себе не глубокий смысл цитированных текстов, явно придуманных шведскими академиками, поэтому звучащих столь же торжественно, как речи нобелевских лауреатов, а что-то вроде «Петя был здесь» и «х…, х…, х…», то есть то, что варяги различных национальностей до сих пор пишут на памятниках искусства, как только до них доберутся.
Виале Сант’Элена
Личность архитектора Торри делл’Арсенале такая же загадка, как и датировка Пирейского льва и знаки на нём. Многие произносят имя Антонио Гамбелло, венецианского строителя начала кватроченто, но без достаточно убедительной аргументации. Оставаясь анонимной, архитектура Арсенале тем не менее является, наверное, самой замечательной промышленной архитектурой в мире после римских акведуков, и фантастичностью «Тюрем» Пиранези веет от внутренних доков, сконструированных, как предполагают, самим Якопо Сансовино. Главным башням вторит архитектура боковых входов и башен, которых у Арсенале множество, так как он со всех сторон был окружён стеной. К югу же от Арсенале простирался район, принадлежащий сестиере Кастелло, но живший собственной и особой жизнью, район рабочих, венецианская Пресня, населённый арсеналотти, большими молодцами и драчунами.
Теперь Изола ди Сан Пьетро, к которому я причалил, воспринимается как часть района арсеналотти, но остров имел свой особый статус. Остановку вапоретто, Сан Пьетро, San Pietro и называющуюся, окружают венецианские новостройки, имеющие пролетарский вид, но появившиеся здесь недавно, в XX веке. Я их прохожу, огибаю огромный дворец патриарха и оказываюсь у Каттедрале ди Сан Пьетро ди Кастелло, Cattedrale di San Pietro di Castello, Собора Святого Петра Кастелло. Я ставлю в данном случае Cattedrale с большой буквы, хотя с 1807 года звание Собора у Сан Пьетро ди Кастелло Наполеоном было отобрано, и передано церкви ди Сан Марко, ставшей местом кафедры венецианского патриарха. До того патриарх обитал на Изола ди Сан Пьетро, всё на этом острове было подчинено ему и Собору, самые торжественные богослужения проводились именно здесь, и дворец, сейчас заброшенный, блистал, а остров был занят патриаршими садами. Выбор места строительства главного Собора на отшибе, а не в центре, определён тем, что изначально Венеция не была едина, представляя конфедерацию поселений разных островов, потом оформившихся в sestieri. Каждый район ревниво (вспомним кулачные бои) относился к своей исторической самоидентификации. Вынос Собора города за его пределы, что редкость и необычно, помогал решить проблему соперничества sestieri, а также обеспечивал то, что во время ежегодных праздников, проводимых именно здесь, и только здесь, перед Собором, собиралось всё население города, что заставляло кастеллани с николотти на время примириться, побрататься и слиться в единении.
Фасад церкви ди Сан Пьетро, теперь довольствующейся званием Базилика Миноре, соответствует роли, что играл Сан Пьетро ди Кастелло в жизни Венеции. Собор изначально древен, он был основан по указанию всё того же святого Маньо, но полностью перестроен. Сотворён фасад гением Андреа Палладио, он прост до авангардности, но величественен и мощен – Храм с заглавной буквы, без какой-либо дробности. На фасаде нет ни одного окна, но внутри собор просторен, светел и заполнен живописью мастеров сеиченто, чьи имена хотя и не входят в первую десятку самых известных художников Венеции, но которые к заданию украшения собора отнеслись со всей серьёзностью, так что каждая композиция Ладзарини, Либери, Руски, Белуччи и других, ещё менее известных, так хорошо закручена, как будто представлена на конкурс виртуозов. В церкви есть и картины неаполитанцев Франческо Солимены и Луки Джордано, заезжих знаменитостей, – эти-то были признанными виртуозами барокко, и именно с ними венецианцы и соревновались, а также картины Базаити, Веронезе и много кого ещё, но наиболее манящим среди сокровищ Сан Пьетро ди Кастелло мне кажется небольшое мраморное кресло, прислонённое к правой стене собора. Его не сразу заметишь, но оно торжественно именуется Ла Каттедра ди Сан Пьетро, La Cattedra di San Pietro, Престолом Святого Петра. К апостолу кресло не имеет отношения, оно – шедевр арабской каменной резьбы IX века, и на мраморе арабской вязью выведены строки из Корана. Архиепископом Венеции был патриарх, и патриарх сидел на престоле, украшенном цитатами из священной книги мусульман – что может лучше, чем этот факт, охарактеризовать особое положение Венеции, самого восточного города латинской цивилизации, в Европе и в мире?
С Кампо Сан Пьетро, Campo San Pietro, раскинутого перед собором, открывается вид на ту часть Арсенале, до которой современное искусство и деньги ещё не доползли. Своей живописной неприбранностью Арсенале напоминает мне о Царском Селе моей юности, о зданиях Адмиралтейства Василия Неелова, когда они ещё не были отреставрированы и превращены в рестораны, как сейчас, а были похожи на Руину Фельтена. Красная кирпичная текстура башен Арсенале разбросанными на ней белыми украшениями столь близка Адмиралтейству, что я с уверенностью готов утверждать: Неелов именно этот шедевр промышленной архитектуры и имел в виду, когда украшал Царскосельский парк. Вид этот – последний взгляд на Венецию, так как Остров Святого Петра заканчивает город, но и Сан Пьетро ди Кастелло ещё не конец, конец же Венеции – это когда вы, доехав до причала Сант’Элена, Sant’Elena, Святой Елены, и выйдя в совсем новом парке, пройдя ничем не примечательный район совсем нового города, дойдёте до Рио ди Сант’Элена, Rio di Sant’Elena, перейдёте мост и мимо заборов, футбольных полей и спортивных площадок выйдете на аллею, обсаженную высокими старыми деревьями. Аллея называется Виале Сант’Элена, Viale Sant’Elena, и непривычно-современное в Венеции viale, «аллея», вплывает в сознание, как бутылка пепси в воды канала. За деревьями, с обеих сторон, – забор с колючей проволокой на нём, проход ваш ограничен и целенаправлен, и в конце маячит готический фасад, простой, но с затейливым ренессансным мраморным порталом, поддерживаемым коринфскими колоннами. Завершён портал полукруглым архитравом, с глубокой и просторной нишей, дающей место свободно разместиться двум круглым скульптурам: перед гордо стоящей дамой в строгой тоге и покрывалом на голове опустился на колени немолодой рыцарь. Он прижал руки к груди и, задрав голову, с вопросительно-подобострастной умилённостью заглядывает женщине в глаза. Рыцарь – это Витторе Каппелло, один из родственников Бьянки, а дама – Флавия Юлия Елена Августа, мать императора Константина, православной церковью именуемая Еленой Равноапостольной, потому что благодаря ей христианство стало господствующей религией в Римской империи. Коленопреклонённый Рыцарь перед Прекрасной Дамой и есть конец Венеции.
