В данном случае интересно обратить внимание на тот факт, что, в отличие от Мамая, чей негативный образ и многочисленные обвинения против него стали формироваться уже после его поражения и гибели, Ахмад позиционировался как незаконный правитель еще накануне решающего противостояния с ним. Это тем более показательно, что всего несколькими годами ранее стояния на Угре Иван III предположительно мог признавать себя вассалом Ахмада. Дело в том, что в 1476 г. Ахмаду удалось временно захватить Крым, прогнать местного хана из рода Гиреев и возвести на трон своего племянника Джанибека. Вскоре после этого он отправил на Русь своего посла Бочука, доставившего Ивану III послание-ярлык, в котором Ахмад-хан сообщал о своей победе в Крыму, требовал выплаты дани и вывода из Касимова царевича Даниара бен Касима, внука Улуг-Мухаммада
[347].
Московский государь находился в это время в сложной политической ситуации: он был вынужден противостоять польско-литовскому натиску и в то же время готовился к окончательному покорению Новгорода. В таких условиях портить отношения с ханом Золотой Орды ему было совершенно ни к чему. Неслучайно именно в этот период, в марте 1475 г., Иван III, рискуя вызвать гнев своего союзника, крымского хана Менгли-Гирея, отказался порвать отношения с Ахмад-ханом и продолжал обмениваться с ним послами
[348]. Поэтому и на этот раз он принял ханского посла радушно и отправил обратно вместе с собственным посланцем — Матвеем Бестужевым. Есть основания полагать, что в трудных политических условиях Иван III пошел на уступку хану: собрал дань и временно «вывел» Даниара из Касимова. Естественно, позднейшие русские летописцы предпочли скрыть столь неудобный для великого князя факт
[349].
И вот всего несколько лет спустя прежний сюзерен уже позиционировался как самозванец и узурпатор, чьи предки, в течение двух с лишним веков обладавшие сюзеренитетом над русскими землями, также объявлялись незаконными правителями! Несомненно, политическая ситуация с 1476 г. должна была радикально измениться, чтобы русские «данники» позволили себе столь громкие обвинения. Впрочем, также следует принять во внимание, что если «Послание на Угру» и было отправлено еще до начала войны с ханом Ахмадом, то его широкое распространение, несомненно, имело место уже после победы над ним и приобретения Московским великим княжеством независимости от Золотой Орды.
Кроме того, нельзя не принять во внимание тот факт, что «Послание на Угру» обвиняло в самозванстве не только золотоордынских ханов, но и крымских — ведь они происходили из того же ханского рода, что и Ахмад (более того — от одного общего предка, Туга-Тимура, сына Джучи). А между тем крымские ханы в это время являлись союзниками Ивана III, и ему, соответственно, совершенно не нужно было портить с ними отношения подобными обвинениями. И даже века спустя крымские Гиреи в официальной российской документации именовались царями, т. е. законность их правления не подвергалась сомнениям.
Таким образом, можно считать обвинение хана Ахмада в самозванстве не частью какой-то большой кампании по дискредитации всей династии Чингизидов («царское» происхождение которых признавалось даже за теми представителями рода, которые находились на русской службе
[350]), а «разовой акцией», имевшей не столько политическое, сколько эмоциональное значение: автор «Послания», епископ Вассиан Рыло, всего лишь старался укрепить дух Ивана III в противостоянии с ханом Золотой Орды, использовав для этого весьма эффективный прием.
Глава 5
Постордынские государства XV–XVIII вв
Начиная с середины XV в. Золотая Орда распалась на ряд государств и государствоподобных образований. Большинство из них возглавили потомки отдельных ветвей рода золотоордынских ханов, в некоторых утвердились представители других правящих династий. Поэтому наравне с теми же основаниями претензий на власть, которые применялись и в Золотой Орде, в постордынских государствах оказались востребованными и новые способы легитимации власти. Нередко одни и те же претенденты на престол могли использовать «старые» и «новые» способы одновременно.
«Белые ханы»: московские государи
как повелители тюрко-татарских ханств
в XV–XVII вв
Установление прямой власти иностранных правителей-сюзеренов в тюрко-монгольских государствах являлось давней практикой во взаимоотношениях «степных империй» и империй оседлых. Например, еще в 629 г. Ли Шиминь — Тай-цзун, император китайской династии Тан, официально стал и каганом тюрков, установив своеобразную «личную унию», в результате которой Тюркский каганат на полвека стал частью Китая
[351]. Аналогичные механизмы применяли порой и иностранные сюзерены чингизидских государств, когда считали, что сохранение их независимости или автономии не отвечает имперским интересам.
В отечественной истории наиболее известны случаи с постордынскими государствами — Казанским, Астраханским и Сибирским ханствами, после присоединения которых к Московскому царству Иван IV Грозный прибавил к своим титулам также титулы «царь Казанский» и «царь Астраханский», а его сын Федор Иванович — «царь Сибирский». То, что эти титулы не просто отражали факт покорения и присоединения указанных ханств к Москве, подтверждается особым статусом присоединенных территорий, которые в течение длительного времени имели статус особых административно-территориальных единиц в составе России — «царств», обладавших определенной автономией, хотя и управлявшихся наместниками московских царей. Таким образом, в данном случае также можно говорить о своеобразной «личной унии», и именно личность государя объединяла Московское царство и эти три «царства» в рамках единого государства, которое уже со второй половины XVI в. некоторые исследователи не без оснований характеризуют как империю
[352].
