Новые правители, пришедшие к власти именно в связи с тем, что политика прежних, «чуждых», сюзеренов, нарушала интересы населения Бадахшана, постарались укрепить свои права на власть именно опорой на местные традиции. Поэтому представители династии Яри-бек-хана еще в XIX в. утверждали, что также являются потомками Александра Македонского (т. е. имеют родственные связи с прежней династией шахов-«зулкарнайнов»)
[573], несмотря на то что на самом деле предки основателя династии прибыли в Бадахшан из-под Самарканда лишь за два-три поколения до его избрания в ханы
[574]. Тем не менее в результате сочетания ряда факто-Ров (принадлежность к суфийскому ордену, претензии на родство с прежними шахами Бадахшана, избрание как аналог курултая) Сам Яри-бек-хан пробыл на троне около полувека, а его потомки Управляли Бадахшаном в течение многих поколений. Естественно, среднеазиатские властители, претендовавшие на преемственность от Чингис-хана и Тимура, рассматривали бадахшанских правителей как узурпаторов и по определению находились во вражде с ними.
Однако, несмотря на многочисленные попытки завоевания, династия сумела сохранить власть вплоть до 1873 г., когда Бадахшан был присоединен к Афганистану
[575].
Рассмотренный пример отражает особую тенденцию политического развития некоторых регионов, прежде составлявших часть той или иной «степной империи». Сначала эти регионы при разных обстоятельствах входили в состав имперских государственных образований и в течение какого-то времени добровольно или насильственно пребывали в их составе. Распад империй Чингизидов приводил к постоянной смене монархов, их борьбе за престол, в результате которой страдали интересы и населения регионов. Чтобы положить конец попыткам вовлечь бывшие имперские владения в борьбу Чингизидов, региональная элита просто-напросто отказывалась признавать их власть. А единственным эффективным способом выйти из-под контроля «Золотого рода» являлось появление «альтернативных» правителей нечингизидского происхождения, которые тем не менее в глазах местного населения были законными, поскольку являлись его представителями и, соответственно, защищали интересы именно конкретного региона.
Таким образом, речь идет не о некоей национально-освободительной борьбе, а всего лишь о проявлениях «регионализма». В результате готовность правителей нечингизидского происхождения (т. е. узурпаторов в соответствии с чингизидскими политико-правовыми традициями) защищать интересы региона и противостоять борющимся за власть законным ханам-Чингизидам превратилась в еще один фактор легитимации власти.
Потомки Чингис-хана и Тимура:
новые ханские династии
в Бухаре, Хиве и Коканде (XVIII–XIX вв.)
Мухаммад Шайбани и его родственники Шайбаниды окончательно вытеснили последних потомков Амира Тимура из Чагатайского улуса к 1525 г. и, казалось бы, восстановили status quo. вернув власть в этом бывшем улусе Монгольской империи «Золотому роду». Однако на рубеже XVIII–XIX вв. новые династии нечингизидского происхождения захватили власть в трех государствах, ранее входивших в Чагатайский улус, т. е. снова, и на этот раз окончательно, узурпировав права «Золотого рода» на престол. Однако интересно отметить, что при этом правители этих ханств опирались не только на чингизидскую, но и на тимуридскую традицию, хотя Тимуриды и сами, как известно, с юридической точки зрения считались узурпаторами.
Еще в середине XVIII в. фактически управлявший Бухарой аталык Мухаммад-Рахим из племени Мангытов сверг одного за другим трех ханов из династии Аштарханидов и в 1756 г. наконец решился провозгласить ханом себя самого, хотя сам не принадлежал к Чингизидам даже по женской линии. Тем не менее он счел себя достаточно могущественным, чтобы созвать курултай и, подобно потомкам «Золотого рода», формально избраться на нем в монархи Бухары
[576].
Несмотря на свое могущество и формальное избрание на курултае, Мухаммад-Рахим Мангыт предпринял определенные шаги по легитимации своей власти. Прежде всего он женился на дочери одного из свергнутых им ханов — Абу-л-Файза Аштарханида, что в какой-то мере связало его с «Золотым родом», по крайней мере в статусе «гургана». Примечательно, впрочем, что именно этот фактор легитимации практически не принимался во внимание бухарскими историками при обосновании ими правомерности воцарения Мухаммад-Рахима
[577]. В большей степени они апеллируют к согласию на его избрание 92 узбекских племен, представители которых одобрили его воцарение на курултае, кроме того, узурпатор заручился поддержкой духовенства, объявившего, что воцарение нового хана угодно Аллаху.
Тем не менее перед своей смертью в 1758 г. он решил избрать преемника, руководствуясь именно принципом принадлежности к дому Чингис-хана — правда, весьма и весьма условно. Единственная дочь Мухаммад-Рахима была сначала женой Абд ал-Мумин-хана из династии Аштарханидов (первого ставленника Мухаммад-Рахима и, соответственно, второго из трех ханов, свергнутых им), а после его смерти стала женой своего двоюродного брата Нарбута-бия Мангыта, и от этого брака родился сын Фазыл. Хотя в биологическом отношении этот единственный внук Мухаммад-Рахима не Имел чингизидской крови
[578], самозваный хан, вероятно, исходя из того, что его дочь прежде была ханской супругой, присвоил внуку титул «тура», которым обладали только Чингизиды, и провозгласил его своим наследником. Однако, во-первых, права малолетнего Фазыла (к моменту смерти деда ему было шесть лет) были слишком СпоРны, во-вторых, его отец не сумел противостоять более сильному родичу — Даниял-бию, дяде Мухаммад-Рахима, захватившему власть после смерти племянника. Фазыл-тура вместе с отцом в качестве своеобразной «компенсации» был отправлен в город Карщи в качестве наместника, а сам Даниял, в отличие от племянника, не пожелал прослыть узурпатором и вернул власть Чингизидам в лице Абу-л-Гази-хана (чья родословная, впрочем, довольно противоречиво представлена в различных источниках)
[579]. Даниял-бий и его сын Шах-Мурад (кстати, женившийся на вдове своего двоюродного брата Мухаммад-Рахима — дочери Абу-л-Файз-хана) продолжали считаться лишь аталыками и фактически правили Бухарой, прикрываясь именем Абу-л-Гази-хана
[580]. Лишь когда после смерти Шах-Мурада на престол вступил его сын от ханской дочери — Хайдар-тура, он счел себя достаточно легитимным наследником, чтобы отказаться от практики возведения на престол марионеточных Чингизидов
[581].
