Несмотря на то что формально Бухара конца XVIII — начала XX вв. не являлась ханством, официально именуясь эмиратом
[582], фактически нередко ее правители из династии Мангытов уже с 1820-х гг. (начиная с эмира Насруллаха) титуловались ханами
[583], а последний из них, Сайид-Алим-хан, и официально присоединил этот титул к своему имени. Все они подчеркивали, что в их жилах текла кровь Чингизидов, и это позволяло им считаться «тура», т. е. лицами, имевшими право на ханский трон и верховную власть в бывшем чингизидском государстве
[584]. Свой статус они подчеркивали также набором полномочий, присущих именно ханам: законодательная деятельность (в форме издания актов высшей юридической силы — ярлыков, которые прежде имели право издавать только независимые верховные правители-ханы), установление налогов и сборов, не предусмотренных мусульманским правом, сохранение чингизидской системы администрации
[585]. Эти полномочия бухарские эмиры, а также и другие правители из «новых» среднеазиатских династий сохраняли вплоть до прекращения существования их государств в первой четверти XX в.
Кроме того, чтобы придать больший вес своим правам, мангыты возродили и отдельные тимуридские традиции — в частности, введенный с 1800 г. эмиром Хайдаром процесс интронизации с использованием Кок-Таш («синего трона») Тимуридов, который не использовали сменившие их ханы — Шайбаниды и Аштарханиды
[586].
В начале XIX в. произошла смена династии и в Хиве, где в 1804 г. был свергнут хан Абу-л-Гази
[587] (по странному совпадению — тезка и современник последнего бухарского хана-Чингизида!) и на трон вступил Ильтурзар, потомственный фактический правитель ханства — инак (градоправитель) города Хивы из племени кунгратов. Как и Мухаммад-Рахим Мангыт, хорезмский узурпатор не счел нужным заботиться о формальном обосновании своих прав на трон. Единственным его объяснением стала «неспособность» хана-Чингизида к управлению, что и послужило формальным поводом для его смещения, после чего с одобрения хивинской знати кунгратский аристократ был провозглашен новым ханом — снова практически при таких же условиях, что и Мухаммад-Рахим Бухарский
[588]. Как и Тимуриды ранее, основатель новой ханской династии официально объявил об отмене всех налогов, сборов и повинностей, установленных в Хорезме со времен Чингис-хана и не соответствующих нормам шариата
[589]. Однако, подобно бухарским Мангытам, новые хивинские ханы сохраняли такие чингизидские политико-правовые традиции, как избрание ханов на курултае, административное управление и издание ханами ярлыков — актов высшей юридической силы
[590].
Неизвестно, собирался ли Ильтузар в дальнейшем найти законные основания для своей узурпации: он погиб лишь два года спустя после своего воцарения, в 1806 г., утонув при переправе через реку во время очередного военного похода. Интересно, что его брат, Мухаммад-Рахим Кунграт, унаследовав власть от брата, поначалу не решался последовать его примеру и вернул на трон свергнутого Абу-л-Гази-хана, однако в том же 1806 г. сверг его окончательно, созвав курултай, который и избрал его в ханы
[591].
Впрочем, оба узурпатора (и снова — как Мухаммад-Рахим Мангыт!) постарались найти связующее звено с «Золотым родом»: Ильтузар был женат на дочери казахского султана Болекея, являвшегося короткое время хивинским ханом в 1770–1771 гг., а Мухаммад-Рахим после смерти брата также женился на ней (согласно тюрко-монгольским, а не мусульманским обычаям!). В дальнейшем на дочерях казахских Чингизидов женились также сын Мухаммад-Рахима — Алла-Кули-хан — и сын последнего Мухаммад-Амин II
[592]. Однако эти браки и даже возможная принадлежность к Чингизидам по женской линии все же не давали Кунгратам формального права на ханский титул. Это осознавали и они сами, и соседние государи. В частности, Российская империя в попытках подчинить Хивинское ханство неоднократно несколько раз пыталась разыграть «Чингизидскую карту» в борьбе с узурпаторской династией Кунгратов. Так, во время неудачного «зимнего похода» на Хиву в 1839–1840 гг. оренбургский генерал-губернатор В. А. Перовский держал при себе казахского султана-Чингизида Бай-Мухаммада Айчувакова, чтобы возвести его на хивинский трон после завоевания ханства
[593]. В 1841 г. во время переговоров с хивинским ханом Алла-Кули, когда последний в качестве свидетелей привел нескольких казахских султанов, признававших его власть, член российской посольской миссии М. Айтов упрекнул их в том, что их предки не так давно сами правили Хивой, а теперь они позволяют помыкать собой узурпаторам
[594]. Бухарские Мангыты, имея такое же отношение к роду Чингизидов, что и хивинские Кунграты, все же не посмели провозгласить себя ханами. Почему же хорезмские узурпаторы пошли на это?
По-видимому, следует принять во внимание несколько обстоятельств. Во-первых, еще со времен Чингис-хана и его ближайших преемников племя кунграт обладало высоким статусом в Монгольской империи и ее улусах как особое «хатунское племя»: еще до Чингис-хана его предки брали в жены кунгратских девушек, а сами отдавали кунгурам в жены своих дочерей. Это способствовало укреплению кровнородственных связей кунгратов и ханского рода Борджигин и, соответственно, обеспечивало статус и влияние кунгратской знати в различных улусах Монгольской империи
[595]. Не исключено, что это обстоятельство могло подвигнуть Кунгратов Хивы притязать на более высокий статус, чем бухарские Мангыты (хотя в хивинской историографии это основание права кунгратов на верховную власть не фигурирует), тем более что именно кунграты (династия Суфи) с середины XIV по начало XVI вв. являлись хорезмскими правителями под властью сначала золотоордынских Джучидов, а затем и Тимуридов
[596]. Второе же обстоятельство — это географическое положение Хивы и всего Хорезмского оазиса: удаленное от других среднеазиатских государств, защищенное пустынями, населенными воинственными туркменскими племенами, это ханство в течение длительного времени сохраняло независимость благодаря именно природным факторам, а не собственному военному могуществу. Рискнем предположить, что Кунграты осмелились принять ханский титул во многом именно в надежде, что труднодоступность Хивы не позволит ни Чингизидам, ни другим правителям Центральной Азии оспаривать их претензии военными мерами, тогда как признание на дипломатическом уровне Кунгратов в рассматриваемый период не слишком интересовало. Наконеш хивинские ханы-Кунграты (как, впрочем, и другие среднеазиатские правители) оказались неплохими политиками и интриганами: разнообразными средствами они сумели добиться признания себя о ханском достоинстве со стороны соседних туркменских племен, «великих держав» (Российской и Британской империй) и даже казахских Чингизидов, которых они время от времени даже сами принимали в свое подданство.
