Пришлось рассказывать ей о Ричарде Третьем. Поначалу мать хмурилась – кажется, участие в международной театральной постановке не казалось ей такой уж заманчивой перспективой. Но когда Беркант обмолвился о том, что ему уже заплатили аванс, мамочка тут же подобрела. Он, конечно, моментально прикусил язык, но было уже поздно. Мать мгновенно начала жаловаться на то, что у нее не осталось приличных туфель, да и гардероб в целом неплохо бы обновить. Беркант попытался соскочить с этой темы, пообещать, что отвезет мать в магазин как-нибудь потом, ведь сейчас их ждет выставка. Но та не дала себя заболтать, заверила его, что выставка никуда не денется, и в результате уже через полчаса он томился от скуки, сидя на кожаной банкетке в углу громадного обувного магазина. Мать же деловито примеряла пятую пару туфель, нещадно гоняя туда-сюда продавщиц.
Домой Беркант попал только под вечер. Шататься по клубам не хотелось, день, проведенный с матерью, его крепко вымотал, оставив, правда, и некое приятное послевкусие. Как ни утомительно было их общение, Беркант всегда проникался неким ощущением гордости, когда матушка давала понять, что ему удалось ее порадовать. Это случалось нечасто, и сейчас Беркант, несмотря на гудящую голову и ноги, оттоптанные в хождениях по магазинам, наслаждался ощущением того, что он – взрослый успешный сын, способный уделить матери время и побаловать ее подарками.
Да и вообще, нужно сказать, жизнь, еще недавно казавшаяся ему совершенно безнадежной, вдруг заиграла новыми красками. Появились и деньги, и работа – да не просто работа, а роль мечты, о которой он грезил много лет, и выгодный с точки зрения карьеры роман с перспективной старлеткой из Голливуда, и замаячившая на горизонте возможность свалить в Штаты и продолжить свой творческий путь уже там… Жаль было только, что отпраздновать этот внезапно обрушившийся на него успех не с кем.
Беркант почему-то снова вдруг вспомнил о русской, представил себе, что сейчас мог бы сидеть с ней в ресторане и, делано скромничая, рассказывать о своих достижениях. Конечно, будь в его жизни София, о романе с Шерилл, наверное, можно было бы забыть, но, возможно, это была бы не такая уж великая жертва. Если бы София сидела сейчас напротив, склонив голову набок, слушала его, улыбалась…
Ладно. Он помотал головой, выгоняя из нее непрошеные, омрачавшие радость мысли, плеснул себе вина в бокал и достал ноутбук – проверить почту и посмотреть, что там нового в светской жизни. Пролистал письма от Оздемира, от руководства театра. Многое еще нужно было обсудить, утрясти… Следующим шло письмо от незнакомого отправителя. Уверенный, что в его ящик каким-то образом просочился спам или очередное пылкое признание от поклонницы, Беркант открыл его и отчего-то похолодел.
В письме была лишь одна строчка: «Как ты думаешь, доктор Лектор был влюблен в Клариссу Старлинг или просто хотел ее съесть?»
Часть III
1
Яркое сентябрьское солнце заливало переговорную, поигрывая бликами на хромированных панелях и слепя глаза собравшихся в помещении сотрудников концерна «EL 77».
– Мистер Кайя, будьте так любезны, опустите жалюзи, пожалуйста, – очаровательно прищурившись, попросила новая глава совета директоров компании.
Голос ее, певучий, нежный, прозвенел в воздухе, как серебряный колокольчик. Но, судя по тому, как едва заметно поморщился Кайя, у него этот звук вызывал только раздражение. Однако же он покорно поднялся и принялся не спеша делать то, о чем его попросили.
Новая леди-босс, только недавно воцарившаяся в офисе и занявшая просторный кабинет, до этого служивший предыдущей хозяйке, раздраженно обернулась на него через плечо и закатила глаза.
– Вы не могли бы побыстрее? Хочется уже приступить к делу. Нас ждет подписание контракта, оно и так уже достаточно откладывалось из-за бюрократических проволочек. И между прочим, я до сих пор уверена, что большую их часть вы выдумали намеренно – чтобы оттянуть сделку. Боялись, наверное, что новый совладелец компании затеет перестановки среди персонала. А вы не волнуйтесь, мистер Кайя, по-настоящему преданных сотрудников никакие изменения не коснутся. Или вам есть чего опасаться?
– Интересы компании для меня превыше всего, – неопределенно отозвался Кайя, продолжая все так же медленно и методично опускать жалюзи.
Сидевший напротив хозяйки фирмы американец лет шестидесяти, загорелый, холеный, с импозантной сединой на висках, улыбнулся во все тридцать два зуба и с ленцой в голосе произнес:
– Не волнуйтесь, дорогая Алина, мы все успеем.
Расположившийся рядом с ним парень лет тридцати – высокий, красивый, с ниспадающей на лоб шапкой блестящих русых волос и широкой улыбкой, очень напоминавшей улыбку американца, поддержал хозяйку:
– Мне тоже хочется быстрее покончить со всем этим.
– Тебе как раз и следовало бы проявить интерес и посмотреть, как заключаются масштабные сделки, – с легким оттенком недовольства в голосе возразил старший собеседник. Затем, встретившись глазами с Алиной, снова растянул губы в улыбке. – А впрочем, понимаю вас, молодежь. Как утомительно заниматься делами, когда бурлят чувства. Я и сам когда-то был таким…
– Не верю, Дэррен, – лукаво покачала головой Алина. – Уверена, что вы с самых юных лет уже были акулой бизнеса. А вот Оливер – более творческая натура. Как и я.
– Это верно, дорогая, – затряс русой гривой парень.
– Тогда мне остается только надеяться, что вы однажды подарите мне внука, который пойдет в деда и станет достойным наследником моей бизнес-империи, – заключил американец.
– Но мы совсем вас заболтали, – принялась очаровательно сокрушаться Алина. – Давайте же наконец перейдем к делу.
– Ничего, – качнул головой ее собеседник. – Я столько ждал дня, когда моя компания наконец сможет заключить договор о сотрудничестве с «EL 77», что несколько минут ничего уже не изменят.
– Ошибаетесь! – внезапно раздался от двери резкий голос.
Собравшиеся за столом члены совета директоров «EL 77» обернулись на звук, и по конференц-залу поплыл встревоженный гул. Оливер завертел головой, пытаясь, не поднимаясь с кресла, разглядеть, кто это вошел в кабинет за его спиной. Алина переменилась в лице, а застывший со шнуром от жалюзи в руке мистер Кайя вдруг издал некое хмыкание, в котором отчетливо послышался оттенок торжества.
В переговорную стремительно вошла женщина – худая, жилистая, остриженная почти под ноль, одетая в простые черные брюки и белую рубашку с короткими рукавами, фасоном схожую с мужской. Над воротником ее виднелся край темной татуировки – замысловатого символа, а с сильного мускулистого плеча женщины скалил зубы волк.
София нынешняя мало была похожа на ту остроумную саркастичную обаятельную женщину, которая приехала в Стамбул решать проблемы одного из принадлежащих ей заводов полгода назад. Лоск богатой молодой блестящей бизнес-леди сошел с нее, уступив место почти юношеской простоте, худобе, тонкости черт и резкости движений. Никогда не отличавшаяся пышными формами, теперь она стала совсем тонкой, но не бесплотной – видно было, как ходили под кожей сильные, сухие мышцы. Благодаря короткой стрижке, черты ее лица стали резче, а глаза сделались огромными, бездонными. Во всем ее облике, поражающем почти неприличной для Турции простотой и отсутствием украшений, было что-то завораживающее, манкое, он одновременно навевал и смутную тревогу, но и не отпускал, не позволял отвести взгляд.
