– Да, это весьма прискорбно. – Министр, очевидно, не привыкший разговаривать с женщинами о таких вещах, налился свекольным цветом. – Я уверен, что за всеми этими слухами нет никаких оснований. Брегович, конечно, известен своим дурным характером и бурным образом жизни, но до сих пор ни у кого и в мыслях не было подозревать его в связях… эээ… такого рода. Наоборот, он известный Казанова и любимец женщин.
– Это не важно, – резко перебила София. – О его гомосексуальных связях написали в газетах, в Интернете. Люди прочитали об этом. И никого не волнует, какие грехи числятся за ним на самом деле, в глазах простого народа он теперь гомосексуалист. Поймите меня правильно, господин министр, меня чужая личная жизнь не интересует. А вот лояльность моих сотрудников – да. Думаю, вы понимаете, что на моих заводах работают по большей части простые, честные, набожные люди. Эти люди не обладают современной широтой взглядов и привыкли доверять тому, что читают в средствах массовой информации. И, я уверена, они будут серьезно оскорблены, если узнают, что предприятие, на котором они усердно трудятся, спонсирует карьеру какого-то гомосексуалиста, предавшего и земные законы, и законы Всевышнего.
Министр заволновался. Разгладил белоснежную полотняную салфетку на коленях, скомкал ее, снова разгладил.
– Признаться, вы меня удивили, – наконец выдал он. – Я как-то не ожидал, что вас, европейскую женщину, будет так беспокоить вопрос нравственности. Но поймите, мисс Савинов, актера на главную роль утвердил лично режиссер. Это его представление о спектакле, его выбор. Мы не можем диктовать ему, кого приглашать в свою постановку.
– Неужели? – улыбнулась София. – А мне кажется, вы лукавите… Конечно, вы можете ставить режиссерам свои условия. Ведь вы министр культуры той страны, имя которой они представляют. И любой скандал, любое народное недовольство бросает тень также и на вас.
– Это так, но… – Министр всплеснул руками. – Ведь репетиции уже идут. Костюмы шьются. В конце концов, актерам уже выплатили аванс.
Ах, вот что больше всего его волнует, отметила про себя София. Ну конечно, аванс… Что ж, на скупости министра она и сыграет.
– Я поняла вас, мистер Доган, – сухо сказала она и поднялась из-за стола. – Действительно, видимо, уже поздно что-то менять. В таком случае мне очень жаль, но мой концерн не сможет выступить спонсором этой постановки. Извините, что отняла ваше время.
Она развернулась и направилась к выходу из ресторанного зала, считая про себя: один, два… На счет три министр окликнул ее:
– Подождите же, мисс Савинов. Какая вы горячая женщина. А ведь это я здесь сын темпераментной южной страны, вы же, как северянка, должны быть более рассудительной, – дружелюбно улыбаясь, поддел он. – Не спешите! Знаете, вот вы заставили меня обратить внимание на нравственный аспект, и я вам очень благодарен за это. Действительно, мне стоит внимательнее относиться к выбору артистов, которые будут представлять нас на международной арене. Давайте же вместе с вами посидим, подумаем. Я уверен, мы сможем найти решение, которое устроит всех.
София помедлила несколько секунд, с удовлетворением наблюдая за игрой эмоций на раскрасневшемся лице министра. Тут была и алчность деляги, уже нацелившегося на ее деньги, и страх, что они, эти деньги, сейчас уплывут из его рук, и злость на коварную бабу, заставившую его идти на компромиссы, и досада, и озадаченность – кажется, Доган теперь мысленно прикидывал, не стоит ли вытурить из проекта еще каких-нибудь оскандалившихся личностей, на всякий случай… Но алчность и страх все же превалировали над всем остальным. А это значило, что она своего добьется.
– Что ж, давайте попробуем, – отозвалась она и снова шагнула к столу.
Через час судьба спектакля была решена. Министр, впечатленный суммой, которую София согласилась выделить в качестве спонсорской помощи, при ней позвонил режиссеру «Ричарда Третьего» и потребовал, чтобы артиста, выдвинутого на главную роль, поменяли.
Выйдя от него, София на миг прислонилась к стене, почувствовав, что ослабели колени. Ей вспомнилась весенняя стамбульская ночь, порывами налетавший ветер, приносивший с собой запах моря и расцветающих садов, сбивчивый рассказ Берканта: «Я всегда мечтал сыграть Ричарда Третьего. Это моя роль, понимаешь, моя! Как будто специально под меня написанная. Я бы сначала показал всю его гнусность, всю мерзость. Вывернул бы наизнанку всю его душу. А затем я бы перевернул все с ног на голову. Показал бы зрителю, что Ричард – не какой-то законченный злодей и садист, получающий удовольствие от убийств и казней. Он всего лишь несчастный запутавшийся человек, оказавшийся в обстоятельствах, где у него не было другого выхода». Какие пророческие слова! Словно сама судьба, зная, что им предстоит, в жестоком веселье подсказывала им реплики. Но ведь Карл так и говорил – говорил, что их встреча была предопределена…
Ей вспомнились и собственные слова: «Сумрак до тебя не доберется, ты увидишь солнце, и оно будет светить тебе всегда. Ты получишь роль Ричарда Третьего и сыграешь ее блестяще. Ты всегда будешь успешен, богат и доволен жизнью. Я обещаю это тебе, как самая честная в мире гадалка».
Не верь гадалкам, Беркант, не верь. Все они врут!
Софии и воображение подключать было не нужно, она прекрасно знала, что значил для Берканта этот проект. Роль, о которой он мечтал всю жизнь, возможность доказать всем, что он действительно выдающийся актер, триумфально вернуться в профессию, покончить наконец с ненавистными мыльными сериалами. Ничего этого теперь не будет. Его снимут с роли, и это станет последней каплей. Он сломается и окончательно окажется у нее в руках.
Осознание это жгло внутри, словно ее грудь проткнули раскаленным прутом. Она почти победила. Еще немного – и можно будет праздновать оглушительный успех. Как же это больно. Невыносимо…
С трудом переставляя ноги, держась рукой за стену, София пошла к выходу. Села в машину, пристегнула ремень. Мимолетно подумала о том, что стоило бы воспользоваться такси или вызвать водителя – в таком состоянии она, пожалуй, снова может влететь в отбойник, а во второй раз ей, конечно, уже не повезет. Но нет, нет, разумеется, этого не произойдет. У всякой игры есть начало и конец, и пока финальный раунд не будет сыгран, карты со стола не смахнут.
София нажала на газ, тронулась с места и медленно поехала вперед, стараясь дышать глубоко и размеренно, чтобы не так сильна была разрастающаяся в груди боль, не так тревожно и противно холодило под левой лопаткой. В сумке заверещал мобильник, и София машинально вытащила его и взглянула на экран. «Доктор Карл Густавсон», – значилось там.
Интересно, что нужно от нее любителю ковыряться в человеческих мозгах? Хочет посмотреть, как проходит его эксперимент? А может, он вдруг осознал, что допустил ошибку и выпустил на свободу опасного психа? И спешит все исправить? Нет, доктор Карл. Вы сами знаете, что ничто так не мучает, не имеет над нами такой разрушительной силы, как незавершенные истории. И эту она намерена была довести до конца.
Стиснув в ладони мобильный, София высунула руку в окно и разжала пальцы. Телефон выпал и, стукнувшись об асфальт, тут же захрустел под колесами мчавшейся навстречу машины.
