– Я все сделал. Можете заходить.
– Хорошо, – кивнул врач и шагнул в квартиру. – Если я не ошибаюсь, вы только что пережили сильный стресс. Я бы предложил вам укол успокоительного, прежде чем объясню, что меня к вам привело.
Только тут Беркант заметил, что в руке у Густавсона был небольшой кожаный саквояж, в котором, видимо, помещались какие-то медицинские инструменты. Он окинул нежданного гостя взглядом – человек, стоявший в его прихожей, был высок и подтянут, но явно немолод. Абсолютно белые волосы, сильное, волевое, но изборожденное морщинами лицо и удивительно живые, проницательные, яркие глаза под набрякшими веками. Беркант точно никогда не видел его раньше. Если это и был его тайный преследователь, то приходилось признать, что никакая жажда мести двигать им не могла, до сих пор они с Беркантом не пересекались. Либо…. Либо этот немецкий врач действительно пришел помочь ему.
– Колоть не дам! – отрывисто бросил Беркант и указал подбородком в глубь квартиры. – Проходите в гостиную.
– Если не хотите укола, выпейте воды, – посоветовал мужчина, входя в комнату и осматриваясь по сторонам.
Беркант взял бутылку минералки с кухонной стойки, но Густавсон поспешно выдернул ее у него из рук и помотал головой.
– Не советую, Беркант-бей. У меня есть основания полагать, что в любые жидкости, находящиеся в вашей квартире, могут быть подмешаны психотропные вещества. Вас в последнее время не мучили галлюцинации? А? Ну вот, видите. Позвольте, я предложу вам воду, которую принес с собой. – Он щелкнул замками чемоданчика и извлек на свет небольшую бутылку. – Можете проверить, крышка заводская, еще запаяна.
Беркант повертел в руках предложенную ему бутылку, потрогал пальцем крышку. Действительно, запаяна. Но как же? Почему этот немец думает, что вода из его квартиры отравлена. Хотя, если так… Если отравлены вода и вино… Все, в общем-то, складывается… Неужели он все-таки не безумен?
Он сам не понимал, какое из чувств, охвативших его при этой мысли, было сильнее: облегчение от того, что всем ужасам нашлось разумное объяснение, или паника от осознания, что его враг настолько могущественен и целеустремленен.
Отвернув крышку, он сделал несколько глотков из бутылки.
– Вот так, хорошо, – покивал Густавсон. – Теперь постарайтесь глубоко вдохнуть.
Все это отдавало абсурдом. К нему под утро явился неизвестный, заставляет его пить воду и учит делать дыхательные упражнения.
– Что вам нужно? – требовательно спросил Беркант, вглядываясь в лицо доктора.
– Брегович-бей, то, что в последнее время с вами произошло, в какой-то степени моя вина, – неожиданно признался немец. – Нет, я не имею отношения к развернувшейся против вас травле, но… Должен признаться, я совершил ошибку, ужасную профессиональную ошибку. И, чувствуя некоторую ответственность за случившееся, приехал, чтобы сказать – вам нужно бежать. Уезжать отсюда как можно скорее, обрывать все контакты и, самое главное, никому не говорить, куда вы направляетесь. Иначе она убьет вас.
– Она? – переспросил Беркант.
В голове у него все еще мутилось после пережитого ужаса. Напряжение последних недель, бессонные ночи, все эти письма, профессиональные провалы, осаждавшие его журналисты, чудовищные видения давали о себе знать. Он понимал, что соображает медленно, туго, но из последних сил пытался понять, что говорит ему Густавсон, инстинктивно чувствуя, что, если какая-то надежда на спасение еще осталась, заключена она в словах старого немца.
– Вы позволите, я присяду. – Карл тем временем опустился на диван, чемоданчик поставил возле своих ног, сам же, подавшись вперед и скрестив пальцы, снова заговорил: – Вы помните Софию Савинову, русскую, с которой у вас был роман этой весной?
Внутри что-то больно дернулось. Русская, да… София. Она с первой же встречи раскусила его, поняла так, как не понимал никто, и он запаниковал, испугался, наворотил такого, что сам потом не знал, как разгребать. А она исчезла, исчезла совсем. И воспоминания о ней до сих пор смутной дрожью отдавались внутри, заставляя снова и снова гадать, как бы все могло быть, если бы он не разрушил все тогда. Если бы… не был самим собой.
– Я не знал ее фамилии. И это вряд ли можно было назвать романом, – нашелся Беркант наконец. – Мы встречались с ней всего несколько раз, хотя… Но постойте. При чем здесь София? Вы же не хотите сказать?..
– Именно это я сказать и хочу, – кивнул доктор Густавсон. – Все, что происходило с вами в последнее время, дело рук Софии Савиновой. В последние несколько месяцев она была пациенткой моей психиатрической клиники, расположенной в пригороде Дюссельдорфа. Я, как уже сказал, совершил профессиональную ошибку. Изучив личность Софии и историю ее болезни, я пришел к выводу, что натура ее слишком сильна, что она преодолеет снедающее ее наваждение и тем самым исцелится. Но я оказался не прав. События последних недель показывают, что София не только не излечилась от своей мании, напротив, она приняла опасные для вашей жизни формы.
– София… Но этого не может быть, – уверенно заявил Беркант. – Это… Я не знаю, насколько вы в курсе ситуации, но человек, который пытается меня уничтожить, обладает огромными возможностями. Он… Он очевидно очень богат и вхож в самые высшие сферы, имеет влияние даже на министра культуры. Это просто исключено, София – обыкновенная экспатка…
– Вы не слишком внимательны к окружающим людям, – возразил Карл. – Неудивительно, ведь это характерно для нарциссичного типа личности. София, конечно, не из тех, кто станет кичиться своим положением, деньгами и властью, но по внешним приметам вы могли бы догадаться. Дорогая одежда, украшения, часы, мотоцикл…
«Часы!» – вспомнил вдруг Беркант. Действительно, он ведь обратил на них внимание, подумал еще, откуда у нищей русской такая шикарная вещь…
Немец меж тем продолжал:
– София Савинова является владелицей одной из самых крупных в мире строительных корпораций, фактически гигантской империи, завещанной ей отцом. Она железный руководитель, привыкший управлять сотнями людей, жесткая бизнес-вумен и располагает очень большим состоянием. Как вы понимаете, влияние ее огромно и надавить на министра культуры для нее не составит особого труда.
– Постойте, строительный концерн… – повторил Беркант. – Ну конечно, мне ведь сказали тогда на телевидении, что у их вечернего шоу появился новый спонсор – крупная строительная компания, по желанию которой меня и сняли с эфира.
– Все верно, – кивнул Густавсон.
Беркант вскочил на ноги и принялся нервно мерить шагами комнату. Он сам не понимал, что за чувства его охватили. София казалась ему человеком спокойным, мудрым, пугающе прозорливым. И поверить, что именно она писала ему эти безумные письма, именно она тратила время, силы, деньги на то, чтобы стереть его с лица земли… Зачем? Чем он вызвал такую невообразимую ненависть? Бесспорно, он обидел ее, унизил, поступил подло и жестоко, но… Не до такой же степени, чтобы последовательно его уничтожать? Что-то внутри у него трепетало и содрогалось не то от отвращения, не то от восхищения масштабом личности его более не тайного недруга.
