Он, Беркант, понял теперь, на кого осмелился скалиться. Понял, какого беспощадного хищника разозлил. Он знает, что пощады не будет, но все еще бежит, бежит, глупый. Оступаясь, прихрамывая, припадая то на одно, то на другое колено, бежит из последних сил, оттягивая сладкий миг полной капитуляции. Бедненький загнанный ягненочек, жертвенная овечка. Сдайся же, смирись, подставь свою тонкую содрогающуюся шею.
Каждый раз, когда Беркант падал, в груди у Софии словно что-то надрывалось, трескалось, мертвенным холодом разливалось внутри, но она, жадно вдыхая бьющий в лицо ветер, не желала обращать на это внимания. Снова гнала и гнала вперед, упиваясь азартом травли. И когда он наконец рухнул в последний раз, запутавшись ногой в комке сухих трав, что разносил по земле ветер, забился на песке, еще силясь подняться и уже не в состоянии это сделать, в груди у нее одновременно вспыхнул восторг победы и разверзлась черная дыра отчаяния.
Заглушив мотор, София спрыгнула с мотоцикла и медленно, не торопясь подошла к скорчившемуся на песке Берканту. Тронула носком ботинка его ногу, затем присела на корточки, откинула с головы прибор ночного видения и вгляделась в проступавшие из темноты черты. Она давно не видела его так близко, и вид лица его – осунувшегося, с ввалившимися щеками, с обметанными лихорадкой губами – отозвался болью внутри и в то же время вызвал всплеск мрачного удовлетворения.
– Как невежливо, – проговорила она, качая головой. – Я проделала такой путь, чтобы мы наконец встретились, а ты убегаешь. Как некрасиво, Беркант.
– София, – прохрипел тот, глядя на нее расширенными от ужаса глазами. – София, прошу тебя… Я не хотел, я не знал… Не убивай меня, умоляю.
– Это невозможно, дорогой мой, – оскалив зубы в улыбке, произнесла София. – У каждой пьесы должен быть свой финал, ты ведь сам знаешь. – С этими словами она выхватила из кармана куртки давно заготовленный тонкий трос и резким точным движением обвила его вокруг лодыжек Берканта. – Бывает зверь свиреп, но и ему знакома жалость. Нет жалости во мне, а значит, я не зверь
[2]. Жаль, что мне приходится произносить эти слова за тебя. Думаю, ты был бы великолепен на сцене в роли Ричарда Третьего. Ты ведь именно о ней всю жизнь и мечтал, правда?
Беркант задергался, забил ногами, снова попытался встать, но София лишь крепче стянула путы, закрепив их стальным альпинистским карабином.
– Не нужно, дорогой, – ласково проговорила она. – Просто расслабься и получай удовольствие. Я же говорила тебе, что придумаю для тебя кое-что особенное.
– Отпусти! Отпусти меня, сумасшедшая сука, – в панике заорал Беркант, кажется, только что осознавший, что все кончено, сбежать ему уже не удастся.
Он перекатился на живот, попытался отползти, но София настигла его, надавила прикладом ружья между лопаток, заставляя ткнуться лицом в песок, выкрутила руки и связала и их. Затем, снова перевернув Берканта на спину, почти нежно стряхнула песок с его лица, отвела взмокшие волосы со лба.
– Вот так, – певуче выговорила она. – Хороший мальчик, послушный мальчик. Знаешь, мне даже направлять тебя не пришлось. Ты сам выбрал правильный маршрут. Видишь, вон там, слева, большое дерево. Это парротия. Под ней я подготовила кое-что для тебя. Осталось совсем чуть-чуть. Прокатимся, сладкий мой?
Она поднялась на ноги, достала из рюкзака еще один трос и прицепила его одним концом к багажнику мотоцикла, вторым же – к обвязке, сковывающей лодыжки стонущего Берканта.
– Не бойся, это совсем близко, – пообещала она напоследок и снова вскочила на мотоцикл.
Тот взревел, и София покатила вперед, намеренно не развивая большую скорость, изредка оглядываясь через плечо и проверяя, волочится ли за ней по песку привязанный к машине Беркант.
До нужного места они добрались через несколько минут. София, вновь заглушив мотор, подошла к Берканту, который, корчась и надсадно кашляя, отплевывался от засыпавшего во время поездки рот и нос песка. София, наклонившись, отцепила трос и, качая головой, уставилась на своего поверженного противника. Внутри саднило, волнами накатывала то темная, страшная радость, то страх, то жалость к этому несчастному, то сшибающая с ног, душащая любовь к нему же. София уже не понимала ничего, не осознавала ни чувств, ни желаний. Знала лишь одно – она хочет, чтобы это закончилось, закончилось раз и навсегда и перестало ее мучить. Закончить же можно было только одним способом.
– Видишь, вот там, под деревом, яму? – хрипло спросила она у Берканта. – Конечно же, не видишь, мой бедный ягненочек, ты ведь не можешь повернуть голову. Но поверь мне, она там есть. Я сегодня выкапывала ее весь день, взгляни, какие натерла мозоли. – Она поднесла к его лицу ладони. – А все для тебя, для тебя, дорогой мой. Чтобы подарить тебе особенный конец. Вот и пригодились мои сильные руки. Помнится, когда-то они так тебе нравились…
– Ты… ты чокнутая, – отплевываясь от песка, прохрипел он.
– Ну как же? Видишь, я прекрасно помню все, что ты мне говорил, – со смешком возразила София.
Присев на корточки, она уперлась руками в тело Берканта, а пятками – в песок и, собрав все силы, толкнула его. И еще, и еще. Беркант заорал, завизжал в ужасе, она же, чуть морщась от надсадного крика, продолжала свое дело. Он оказался тяжелым, этот хлипкий, рано состарившийся мальчишка. А может, слишком уж сильна была в нем жажда жизни. Но ей все же удалось. И после нескольких минут усилий Беркант рухнул в подготовленный для него выкопанный в песке длинный ров.
София, переводя дух, стояла над ним.
– Нравится? Ведь правда же я вырыла для тебя поистине королевскую могилу? Ты же король! Мой повелитель. А я всего лишь твоя верная подданная…
Он же, кое-как повернувшись на бок, вдруг заплакал, зарыдал отчаянно и заговорил, давясь всхлипами:
– Отпусти меня, отпусти, ну пожалуйста. Я знаю все, я знаю про Бориса… Я виноват перед тобой, страшно виноват. Я прошу прощения, я все тебе отдам, сделаю все, что хочешь, только не убивай меня, дай мне жить.
– Не смей произносить его имени, – процедила София и, не слушая больше причитаний, зашагала к мотоциклу.
Отцепив от багажника притороченную к нему лопату, позаимствованную у приютившего ее старика, она вернулась, постояла несколько минут над сотрясающимся от рыданий Беркантом и, копнув землю, сбросила ему на ноги первую горстку песка.
– Ночь на исходе, – произнесла она. – До восхода солнца остается всего час. Тот самый предрассветный час, самый страшный. Ты ведь всегда его боялся, да, милый? Час, когда границы миров размываются и жуткие твари слоняются среди нас, грозя утянуть за собой. Ты знал, что однажды повстречаешь в такой час эту тварь. Я здесь, я перед тобой, бесценный мой. Я проделала этот путь для того, чтобы показать тебе, что все в жизни имеет свою цену и за все приходится платить. За тобой скопилось слишком много неоплаченных счетов, Беркант, и вот теперь настал час расплаты. Не бойся, тебе самому станет легче, когда ты расслабишься, потому что поймешь – самое страшное уже случилось. Хуже не будет. Ты станешь свободным, Беркант, свободным от всех тех страхов, комплексов и навязчивых идей, что мешали тебе жить. Ты ведь уже большую часть их не помнишь, верно? Это сделала я, я подарила тебе эту свободу. Теперь же пришло время заняться самым главным твоим кошмаром – страхом быть похороненным заживо.
