Однако в те годы на практике не было предпринято реальных попыток создать подобный «Третий фронт». С одной стороны аналогичные усилия были выхолощены привычной многим партийной тактикой, либо же были «нейтрализованы» государством, что произошло, например, с рейхсвером или профсоюзами. С другой стороны такие попытки были связаны с фракциями массовых партий, как например, случилось с «левым крылом» НСДАП, сплотившимся вокруг Грегора Штрассера. В итоге это движение происходило в среде небольших группировок, политических сект и союзов, которые расположились на политическом ландшафте между НСДАП и КПГ — именно из них формировался лагерь «Консервативной революции». Однако в силу своей малочисленности и разобщенности они оказались бессильными.
Самая последняя попытка была предпринята в последние месяцы существования Веймарской республики и ассоциируется с именем генерала Курта Шляйхера. Став, канцлером республики, он планировал объединить часть партий, профсоюзов и «позитивные» силы из состава НСДАП, дабы занять оборону против Гитлера. Однако Веймарские партии не воспользовались последним им предоставленным шансом. Надежды Церера на то, что обе массовые партии распадутся, тоже оказались беспочвенными. Хотя именно зимой 1932-1933 годов НСДАП пребывала в сотоянии застоя. Однако этот процесс не приобрел того размаха, чтобы реально угрожать существованию партии. «Третий фронт» оказался выдуманной конструкцией, возведенной на «прямых связях», за которыми не крылось никакой ударной политической силы.
30 января 1933 года национал-социалисты начинают захват государственной власти, который завершился, когда в августе 1934 года ушел из жизни президент Гинденбург. И отнюдь не случайно генерал Шляйхер стал жертвой во время событий 30 июня 1934 года, когда национал-социализм характерным для него кровавым способом решил зачистить собственный лагерь от неугодных элементов.
2.9. Объективные возможности классификации
Предыдущие части работы ограничивались изложением исторического материала. В них проводилось необходимое для осознания «Консервативной революции» разграничение с консерватизмом старого образца, а также с национал-социализмом и коммунизмом. Теперь надо побеседовать о том, как необходимо классифицировать этот материал.
Попытки прежних классификаций едва ли можно признать удовлетворительными
18. В качестве единственного объемного представления, датированного периодом до 30 января 1933 года, можно привести изложение, предпринятое в 1932 году Вальдемаром Герна-ном, которое было осуществлено им под псевдонимом Вальтер Герхардт. Тем не менее, он всё-таки не слишком заметно отстоял по времени от объекта своих изысканий, а также ему не хватало опыта изучения национал-социалистического «использования» консервативно-революционных импульсов. Недостатком всех предпринятых после 1933 года интерпретаций «Консервативной революции» является односторонняя зависимость от национал-социализма, равно как и то, что «Консервативную революцию» не полагали самостоятельным явлением. В итоге она изображалась исключительно как предшественница национал-социализма. Это было характерно как для работ, направленных против Гитлера, так и для книг, в которых «Консервативная революция» подавалась изнутри национал-социалистического Рейха.
Какие же принципы можно использовать для этой классификации? До сих пор мы использовали упорядочивающие понятия, например, отчасти утратившие свои прошлые значение «правые» и «левые». Насколько проблематичной в наше время является эта парная связка можно осознать на примере того, что говорилось о «левых» в «правом» лагере и наоборот. Фраза «левые от правых» даже стала лозунгом. Однако если классифицировать через политическую схему расположения сил в Веймарской республике, то как раз в отношении «Консервативной революции» имеются определенные недостатки.
Такая градация могла бы быть приемлемой, если бы «Консервативная революция» вышла на уровень создания подлинных политических партий. Подобные попытки предпринимались, например, в форме «народных консерваторов», однако итоги выборов 1930 года стали настоящей катастрофой. «Консервативной революции» подходят иные организационные формы: не ориентированные на широкую общественность элитные формирования, небольшие по своей численности литературные кружки, редакции журналов, а также осознанно отвергающие парламентаризм сплоченные боевые союзы, тайные ордена и тому подобное.
Можно ли локализовать эти небольшие группы согласно их отношения к Веймарским партиям? Это затрудняет «троцкистский» характер данных группировок. Если настоящие троцкисты преодолевают компартию как искажающую их цели, то вовсе не для того, чтобы вернуться в лоно их материнской партии — к социал-демократам, которые представляются им как «буржуазное» образование. Аналогичным образом себя ведут и «троцкисты от НСДАП», они преодолевают НСДАП не для того, чтобы вновь оказаться в рядах немецких националов (Немецкая народнонациональная партия). Подобную схему весьма удачно описывает один национально-революционный оратор. В его высказывании подразумевался только «Черный фронт», но, тем не менее, слова могут относиться к «Консервативной революции» в целом.
В частности говорилось: «Местоположение «Черного фронта» можно отчетливо зафиксировать, если отказаться от привычной буржуазно-демократической схемы деления на правых и левых. Достаточно представить немецкие партии и движения в форме подковы, на изгибе которой находятся центристы, на двух конечных точках соответственно КПГ и НСДАП. Между этими двумя ветвями подковы и расположено пространство, отведенное под «Черный фронт», между полюсами коммунизма и национал-социализма. Подразумевается противоположность правых и левых, в то время как в качестве исключения в единодушном отрицании буржуазности они могут создать подобие синтеза. Положение между двумя полюсами подразумевает, что «Черный фронт» находится в месте наивысшего напряжения».
Но можно ли имманентно классифицировать «Консервативную революцию», согласно её собственных организаций, не взирая на окружение Веймарских партий? Этому мешает то, что эти организации находились в постоянной трансформации. Они внезапно обращали на себя внимание, столь же внезапно гасли или же объединялись с другими, превращаясь в новые группировки, пересекались, вновь стремительно появлялись на арене, но уже в преображенном виде. О том, как мало значит внешняя форма организации, говорят будни знаменитого дома № 22, расположенного в Берлине на Моц-штрассе. В 20-ые годы это здание было централом младоконсервативного движения.
Активный участник тех событий Ганс Шварц так рассказывал об этом доме: «В нем находился «Июньский клуб», представленный бароном Генрихом фон Гляйхе-ном и Мёллером ван дер Бруком, пока последний был жив. Кроме этого здесь же располагался Политический колледж под руководством Мартина Шпана, Народнонемецкий клуб, который курировался доктором Карлом Кристианом фон Лёшом, к которому — как впрочем, и к «Июньскому клубу» — принадлежали такие люди как Рудольф Пехель. Несколько позже к этим организациям присоединилась так называемая Великогерманская молодежь, которая собиралась при адмирале Адольфе Троте. Роль официального издателя журнала «Совесть», который изначально начал выпускать Мёллер ван дер Брук, была отведена пришедшему из «Антибольшевистской Лиги» Эдуарду Штадтлеру. Для меня всегда было символичным, что у истоков с одной стороны находилась интеллектуальная элита без особой политической свиты («офицеры без солдат», как любили говаривать наши противники). С другой стороны ораторы и «барабанщики», которые придавали выступающим недостающий общественный резонанс, но при этом лишенные искушения водрузить себя на вершину. Шпан выстраивал отношения с университетскими кругами, которые были одним из самых благоприятных факторов в этом доме до самого конца его существования. Он даже не занимал в этом здании особые помещения, а лишь отведенные под лекции Политического колледжа комнаты. С другой стороны выстраивались отношения с немецкими националами, что вело к отношениям с Гутенбергом, а потому ребята Шпана получили денежные пособия. Однако Гутенберг энергично подключался к делу только в том случае, когда угрожали непосредственно ему, в противном случае молодые фёлькише интеллектуалы, возможно, перешли бы в левый лагерь. Гляйхен поддерживал Немецкую народную партию — эти отношения имели в основе своей материальную базу, так как политика стоила денег. Полной объективности удалось достигнуть только Мёллеру ван дер Бруку, при котором в качестве попутчика долгое время находился бывший коммунист, однако утративший влияние на своих. Вне зависимости вне партии ли, в рамках партии ли, но зданию на Моц-штрассе удалось приобрести немалое политическое влияние при решении актуальных политических вопросов. Внешне все это походило на что-то вроде английского клуба, на партийность среди молодых активистов и в их кругах не обращали внимания, но в то же самое время здесь сохранялась внутренняя сплоченность».
