Таким образом, можно говорить о том, что фёлькише движение было весьма размыто по его краям, что, прежде всего, относится к его низовому уровню. Эта расплывчатость приводит к тому, что многие фёлькише отпадали от христианства в поисках «тайной доктрины», которая при дистанции от христианства и от прогресса помогала найти «неисследованный мир». Так, например, теория движения континентов использовалась рядом фёлькише для обоснования перемещения нордической расы из погрузившейся в воды Атлантиды на юг и на восток. Другие занимались поиском в заброшенных церквях таинственных символов, солнечных колес и рун. Третьи использовали спиритуализм в качестве инстру-мента для постижения древних времен. В фёлькише движении даже проникли теософские веяния, хотя другие фёлькише незамедлительно обвиняли сторонников этого в «масонстве» или «крипто-католичестве».
Эти отличительные черты фёлькише идеологии стали поводом для многочисленных спекуляций об «инициатическом» фундаменте, как национального движения, так и находившегося под сильным воздействием фёлькише национал-социализма. Это начинается, прежде всего, с легендарного общества «Туле», которое было основано в 1918 году в Мюнхене, одним из членов которого был настолько же легендарный барон фон Зеботтендорф (который утопился в водха Босфора в 1945 году, сразу же после капитуляции Германии). Для одних Зеботтедорф — это наивный мечтатель, для других, напротив — могущественный «посвященный» и скрытый от глаз манипулятор. К примеру, французские авторы, на этом основании создают «тайную историю» Германии, которая тянется от Первой до Второй мировой войны. Приводятся даже факты. Однако в задачи нашего исследования не входит выяснение обстоятельств того, есть ли за привычной нам «нормальной» историей эзотерические процессы, которые ведомы только «великим посвященным».
В рамках нашей книги надо отметить, что в этом окрашенном в «теософские» цвета секторе фёлькише движения почитались два венских деятеля — Гвидо фон Лист и Йорг Ланц Либенфельс (Адольф Ланц). Они приобрели достаточную известность, даже формировались общины почитателей их творчества, которое выражалось в многочисленных пространных работах. Как раз в этих книгах можно было заметить, как весьма неожиданно в рамках «тайной доктрины» могли смешиваться рационально-просветительские и фантастические начала. Это можно обнаружить уже на приме-pax названий книг Либефнфельса — «Теозоология или изучение содомских приматов и электрон Богов» или «Новые физические и математические доказательства существования души». Все это доказывается, что мир прогресса вторгся даже сюда..
Именно по поводу подобных концепций Эрнст Юнгер произнес слова: «Теории, которые пятьдесят лет назад были высосаны из пальца учителями сельских школ». Это отношение может быть типичным не только для национал-революционеров вроде Юнгера, но также для младоконсерваторов: обе группы пытались дистанцироваться от фёлькише как от не слишком-то подобающих родственников. Для младоконсерваторов и национал-революционеров фёлькише были кучкой странных людей, которых едва ли надо было воспринимать всерьез.
Насколько это движение было расколотым и фрагментарным указывает тот факт, что фёлькише даже не были связаны общим соперничеством по отношению к другим группам. Представление о том, что общим для всех фёлькише был антисемитизм можно не принимать в расчет. Имелись фёлькише, которые относились к евреям совершенно нейтрально, а в некоторых случаях даже с симпатией. Достаточно напомнить о дружбе, которая связывала Вильгельма Шванера (издателя «Народного воспитателя») и Бурте («Вильтфе-бер — вечный немец») с Ратенау.
Именно фёлькише являются самой неоднородной группой, что естественно, хотя бы потому, что они имели самую продолжительную историю. Это было движение с проецированными на историю идеалами. В глобальном смысле это связано с описанным выше переходом четких христианских форм и прогрессистского мышления к поиску новых «мировоззрений», что на локальном уровне коснулось внутренней части фёлькише движения.
Весьма характерными являются представления о «расе». Расистская идеология в своем возникновении едва ли была связана с историей. На протяжении всего XIX века идет развитие двух ветвей расовой теории и плюралистичеческих расовых построений. На одной стороне находятся «зоологические» концепции, а на другой — «тео-софически- спиритуалистские». Казалось, что верх взяла теория, в которой учитывалось так сказать зоологическое состояние дел «расы», что строилось на законах дарвинизма и «линейного» развития. Не важно, относилось ли это к произвольному естественному отбору или осознанной селекции. Показательными примерами подобных расовых представлений, опирающихся на естественные науки XIX века, например, может быть работа Отто Аммона «Общественное устройство и его естественные основы» (1895) или «Политическая антропология. Изучение влияния десцедентной теории на политическое развитие народов» (1903) Людвига Вольтмана, который вообще происходил из марксистской среды.
Одновременно с этим возникающие многочисленные теософские и спиритические расовые теории образца Гвидо фон Листа и Ланца Либенфельса принципиально, но в той же степени делают акцент на нефизических началах. На самом деле материализм и идеализм обуславливают друг друга; только якобы «цельное» мышление XX века полагает их альтернативами, стоящими по разные стороны баррикад. Разумеется, «зоологические» расовые теории продолжают существовать и после окончания Первой мировой войны. Их историческое значение состоит в том, что они стали одной из основ национал-социализма и национал-социалистической политики.
Тем не менее, всё больше и больше обращают на себя внимание попытки согласно новым стремлениям возвысить «расу» как единение «физического» и «духовного». Этому способствует импульс, полученный от других групп. Так, например, Освальд Шпенглер понимает под «расой» бытийственную форму, а ранний Эрнст Юн-гер пишет о «крови», в которой таится «крошечная искра» мистики. Трансформация выразились также в том, что слово «раса», которое в XIX веке использовалось осторожно и даже робко, с конца 20-ых годов XX века направленно продвигается из среды фёлькише и становится основой для создания новой «индогерманской», «германской» или «немецкой» религиозности.
Эти устремления нельзя сводить только лишь к так называемым «германо-верующим». Это также отразилось в «германизации христианства» (Артур Бонус), в ходе которого Христос стал «арийцем» (Хьюстон Чемберлен). Кроме этого сострадание и греховность пытаются подменить «героическим учением Спасителя» (Артур Динтер), что не исключает почтительного отказа от фигуры Христа (Вильгельм Хауэр) и даже ярко выраженного враждебного отношения к христианству (чета Людендорфов). У последних чисто «языческая» форма отнюдь не была представлена в виде категорического «почитания Вотана». Пожалуй, в основе всех этих религиозных убеждений лежит представление о том, что предки дохристианского времени придерживались схожих верований. И все-таки использование Божественного в большинстве случаев использовалось всего лишь только как вспомогательная картинка. Стремление создать собственный язык, отталкиваясь от собственного времени — попытки, которые едва ли могли создать продолжительный импульс и увенчаться успехом.
Как же идут дела у фёлькише, устремленных в запутанные системные конструкции, в чем их неоднократно упрекали представители иных консервативнореволюционных групп? Приведенные в этой части примеры являются явно недостаточными24. Однако между отдельными авторами внутри лагеря фёлькише расстояние многократно больше, нежели между отдель-
