В современной исторической науке нет другого феномена, контуры которого были бы столь же расплывчатыми, как контуры фашизма. Даже само это понятие не заключает в себе чего-либо определенного. Каждый употребляет его всякий раз для обозначения чего-нибудь другого, и оно уже не действует. Ярлыки типа «фашизм», «фашист», «фашистский» пытаются навесить на различных лиц, организации, ситуации, в результате чего сами эти слова утрачивают своё конкретное значение. В современном обществе, где любого, занимающегося политикой, могут обозвать фашистом, это слово уже почти ничего не значит. Это относится и к таким определениям, как «неофашистский» и «профашистский», а также к особо почитаемому в Западной Германии термину «клерикальный фашизм». Все они ни в коем случае не ограничивают само явление, имеют обобщённую и потому «размытую» тенденцию, как и ключевые понятия.
К этому следует добавить, что сегодня уже никто сам себя фашистом не называет. Исключение составляют разве что отдельные статисты-фанатики. Само это слово используется для выражения недовольства, причем почти по любому поводу. Именно таким образом содержание политических понятий вымывается, и они отмирают. Совсем не случайно само исследование довольно широкого сектора теорий фашизма, их классификация и исторический анализ стали самостоятельной областью современных идеологических изысканий.
Взгляд с позиций физиогномики
Кто хочет вернуть понятию «фашизм» его осязаемое содержание, может пойти простым путём и отнести этот термин к итальянскому движению, которое его, собственно, и породило, и возникшему в результате этого государству. Но всякий, кто не лишен некоторого чутья в области физиогномики, не будет чувствовать себя уютно в рамках такого ограничения. Он скоро заметит, что само собой напрашивается распространение этого понятия за пределы Италии. Сначала он примет к сведению родственные фашизму явления в районе Средиземноморья (например, испанскую «Фалангу»). Затем ему на ум придут попадающие под это понятие имена: Хосе Антонио Примо де Ривера в Испании
25, Леон Дегрель в Бельгии
26, Освальд Мосли в Англии
27. Содержательны будут и некоторые колебания. Причислить ли сюда еще и Жака Дорио во Франции
28, который заметно сохранил стиль массового коммунистического движения, из которого он пришел? Считать ли фашистом румына Корнелиу Кодряну
29, «Железная Гвардия» которого уходила своими корнями в крестьянство и была сильно подвержена православию? За этими политиками просматривается целая плеяда писателей, которые создавали соответствующую литературу. Очевидно, существовал такой эпохальный феномен, как фашизм, который между 1919 и 1945 гг. встречался в различных странах и сильно отличался от того, что подразумевается под этим понятием после 1945 г.
Такое пристегивание понятия «фашизм» к определенной эпохе в истории пересекается со своеобразной теорией фашизма Эрнста Нольте, хотя все еще не прекращаются попытки (больше в ходе полемики, а не в научных трудах) доказать существование фашизма после 1945 г. Результаты физиогномики, напротив, значительно удалены от попыток Нольте называть то, что он считает фашизмом, общим стилем эпохи между двумя мировыми войнами. Фашизм нам представляется образом действия, стилем, который пересекается с другими образами действия на данном этапе и только вкупе с ними составляет стиль времени. В отличие от Нольте (и особенно — от левацких теорий происхождения фашизма), мы не распространяем понятие «фашизм» на те государства и политические движения, которые в свое время насильственным путем отмежевались как от либерального общества, так и от левого радикализма. Фашизм являлся там лишь частью целого и был представлен сильнее или слабее в зависимости от страны и ситуации.
В любом случае, на провал обречены все попытки понять суть фашизма, основывающиеся на теоретических высказываниях его глашатаев или, что не одно и то же, сводящие его к голой теории, так же, впрочем, как и попытки ограничить его определенными социальными слоями. В этой сфере политики отношение к понятию является инструментальным, косвенным, задним числом изменяющимся. Ему предшествует жест, ритм, а короче — «стиль». Этот стиль может выражаться и в словах. Фашизм не безмолвен, скорее наоборот. Он любит слова, но они у него служат не для того, чтобы обеспечить логическую взаимосвязь. Их функция скорее заключается в том, чтобы задать определённый тон, создать нужный климат, вызвать соответствующие ассоциации. По сравнению с левыми и либералами, путь к пониманию здесь ищется с оглядкой и находится с трудом. Поэтому и результаты могут быть какими угодно. Мы покажем это на примере цитат из фашистских текстов. Это кажется парадоксальным, но бьёт «в десятку».
