Наполеон тем временем все еще собирался с силами. Пока Англия в своем мирном единодушии медлила и мало что предпринимала, во Франции трудились прилежно, как в муравейнике, несмотря на глубокий раскол в обществе и тот факт, что на юге и западе была готова вновь разразиться гражданская война. Арсеналы и фабрики работали с предельной нагрузкой; лошади покупались и реквизировались тысячами, в то время как Веллингтон боролся за получение нескольких сотен; оружейники были в конце марта мобилизованы специальным распоряжением и повсюду работали не покладая рук, одновременно с этим стрелковое оружие приобреталось даже у вражеских стран и тайно доставлялось из Бельгии и Рейнских земель. Шорники и обувщики были по горло заняты работой, так же как и портные. Людовик XVIII, надеявшийся никогда более не видеть никаких войн, настолько запустил армию, кроме нескольких излюбленных полков, что солдаты носили потрепанную форму, а иногда и вовсе лохмотья; все это необходимо было обновить.
Наполеон уделял много внимания Императорской Гвардии, которая когда-то долгое время была гордостью страны. В последние годы ее радикально сократили, но теперь добавили новые полки и усилили ее мощь в целом, так что к моменту отправки к месту сражений ее численность достигла 20 755 человек. Батальон с Эльбы был включен в Старую гвардию; Молодая гвардия была сформирована главным образом из вновь завербованных солдат и волонтеров, при этом солдаты Средней гвардии были набраны из жандармерии и пограничников
[76]. Императорская гвардия, поступившая под командование маршала Мортье, была отрядом из прекрасно зарекомендовавших себя, подготовленных, выносливых людей, которым было не занимать усердия и мужества.
Все, что касалось реорганизации армии, подбадривало Наполеона, но формирование либеральной конституции его утомляло, и на каждом шагу он чувствовал, как ему мешают требования и мнения других людей. Даже на Эльбе он был полновластным хозяином своих владений и делал все, что заблагорассудится. Однако он видел, что в сложившихся обстоятельствах необходима передача власти, и примирился с этим. Новая конституция, разработанная для него Бенжаменом Констаном, не очень отличалась от той, при помощи которой правил Людовик XVIII, и основывалась на аналогичном английском документе с палатой представителей и палатой пэров. Наполеон возражал против только одной вещи в новой конституции; она представлялась ему чем-то новым, не имеющим никакой связи с его предыдущим правлением. «Вы лишаете меня прошлого, — сказал он Бенжамену Констану. — Что вы сделали с одиннадцатью годами моего правления? Полагаю, я имею на них некоторое право? Эта новая конституция должна стать приложением к старой: тогда на нее падет тень славы».
Бенжамен Констан, очень довольный тем, что его либеральная система законов была принята с подобной готовностью, был рад уступить в этом незначительном вопросе; однако у императора было немного причин утверждать, что его прежняя диктатура может быть названа славной или достойной именно в связи с конституцией. По этой причине конституция была названа Acte additionnel aux Constitutions de l'Empire (Дополнительный акт к Конституциям Империи — фр.).
Этот Acte additionnel был зачитан министрам и Государственному совету 23 апреля, и на какой-то момент Наполеон проявил свои подлинные чувства. Было замечено, что новые законы, хотя и определенно либеральные, все же позволят ему конфисковать собственность его политических противников, и его призвали отменить эту привилегию. Он негодующе вскричал:
«Вы заставляете меня идти против самого себя. Я слабею, вы сковали меня по рукам и ногам. Франция смотрит на меня и видит другого человека. Поначалу публика великолепно ко мне относилась, а теперь все изменилось. Франция задается вопросом, что стало со старой доброй армией императора, армией, которая нужна ей, чтобы покорить Европу. Что вы говорите мне о благе, абстрактной справедливости и естественном законе? Самый первый закон — необходимость; самая первая справедливость — общественная безопасность. Вы просите меня, чтобы я позволил людям, которых я озолотил, использовать свое положение, чтобы плести против меня интриги за границей. Этого не может быть, и этого не будет. Когда установится мир, тогда посмотрим. Каждый день приносит свои трудности, каждая ситуация — свои законы, у каждого — своя природа. Я по природе не ангел. Господа, повторяю, старая армия императора должна быть восстановлена, и все должны это увидеть».
Министры уступили, прекрасно понимая, что, если они этого не сделают, он может разорвать конституцию в клочья и использовать свою власть над армией и народом, чтобы поступить по собственной воле.
Однако это был его единственный протест против ограничений, которые на него наложили, и текст Acte additionnel был опубликован в Moniteur. Тогда же французов призвали проголосовать за нее в реестрах, предоставляемых в каждой общине. Результаты голосования должны были обнародовать на предстоящих торжествах Майского поля.
Наполеон согласился играть роль либерала, но, как показал всплеск эмоций в присутствии его министров, он почувствовал, что находится в неудобном положении в опасный момент. Его прежние успехи на военном поприще стали возможны благодаря его способности добиваться от других людей немедленного подчинения. Он внушал страх и таким образом приобретал силу и власть; сейчас он вряд ли мог напугать кого-либо во Франции.
Ситуация действительно была абсурдной. Несколько честолюбивых политиков вызвались служить Наполеону, и они же более всего старались ограничить его власть и заставить его играть несвойственную ему роль. По его собственному выражению, он не был ангелом. Если его окружение желало видеть у руля власти хорошего человека, им следовало найти хорошего человека, а не Наполеона. Если же им в самом деле нужен был Наполеон, им следовало позволить ему быть собой; он был военным диктатором и как таковой вполне мог одержать победы, которые позволили бы им удержаться у власти.
Капитан Мерсер и его войско находились теперь в деревне Страйтем, недалеко от Нинова, где располагалась ставка лорда Эксбриджа, командующего кавалерией. Холмистые окрестности утопали в обильном урожае, перемежаемые темными лесами и блистающими ручьями. Капитан и его офицеры заняли старый замок, который владельцы уже давно не посещали; помещение было ветхим и холодным, но портреты предков и вытканные много веков назад гобелены выглядели величественно. По прибытии солдаты были подавлены унылым видом здания. Мерсер пишет:
