Наполеон расположил свой штаб на ферме Ле-Кайю. Она находилась рядом с брюссельской дорогой и на некотором расстоянии от его тыловых позиций.
Войскам Веллингтона пришлось стать биваком на земле, где им завтра предстояло воевать, по большей части, в чистом поле, откуда их небезопасно было уводить. Прибывшие позже французские подразделения сделали то же самое. Прибыли корпуса Эрлона, но солдаты Рейля расположились биваком вокруг Женаппа, где принц Жером и другие генералы отобедали в «Roi d'Espagne».
Большая часть армии Веллингтона прибыла до того, как разразилась гроза, и могла устроиться на ночлег и разжечь костры, пока земля была сухой; прямо в тылу у них находился лес Суанье, где они могли найти хворост, и их костры горели весело. Однако арьергарду пришлось несладко, так как, когда они прибыли, все лучшие места были заняты, а земля в целом напоминала болото. Капитан Мерсер и несколько его офицеров попытались уснуть в палатке, завернувшись в сырые одеяла; они ничего не ели со вчерашнего вечера и не нашли никакой еды сейчас. Некоторое время они лежали молча, ни на что не жалуясь; снова пошел сильный дождь, и вода потоками полилась в палатку. Вскоре несчастья их стали невыносимы, они поднялись и один за другим вышли наружу. Они увидели, что некоторые рядовые чувствовали себя намного лучше, «они курили свои коротенькие трубки, наслаждаясь некоторым, можно сказать, комфортом». Они взяли себе несколько горящих веток и тоже зажгли костер — и вскоре уже сидели вокруг него, куря сигары. «Благословенна будь, сигара! Какой уют, какое утешение ниспосылаешь ты несчастным! — пишет Мерсер. — С тобой шалаш становится дворцом. Какой запас терпения заключен в каждом из твоих коричневых листов! Так хорошо мы сидели, попыхивая в сырую ночь ароматным дымком; теперь мы могли спокойно поговорить о том, что случилось и, вероятно, случится».
Так прошла ночь в стане англичан. Наиболее удаленные группы солдат двух армий разделяло расстояние всего лишь в 1000–1500 ярдов. Французские войска расположились на ночь в линию, растянувшуюся от деревни Планшенуа на юго-востоке поля до фермы Монплезир на юго-западе. Гвардия остановилась в Глабэ, единственной деревне между Женаппом и полем битвы. Корпус Рейля, как уже было сказано, находился около Женаппа.
Вряд ли какая армия могла быть более несчастна, хотя все бесчисленные армии, наверное, были равно несчастны в свое время. Современные описания того, что приходилось переносить некоторым из солдат, иногда больно читать. Многие пехотинцы были босы, оставив свою обувь в топкой тяжелой грязи, по которой они несколько часов сюда пробирались. Большинство осталось вовсе без пищи и не имело никакой возможности зажечь костер. Лечь было некуда; несколько дюжин человек просто стояли группами, прислонившись друг к другу; некоторые кавалеристы спали на лошадях, наклонившись вперед. Не слишком уставшие бродили по затопленным окрестностям в поисках пристанища, куда можно было бы забраться. Солдаты Груши были примерно в таком же положении. Вандамм и Жерар добрались до Жанблу к 7 вечера и приготовились остановиться там на ночь. Никто не знал, где были пруссаки, и ранним вечером Груши получил на этот счет противоречивые сведения, хотя появились некоторые признаки того, что они теперь находятся в Вавре.
12. Канун битвы при Ватерлоо; войска Веллингтона на позициях; завтрак Наполеона; смотр французских войск
Отдав приказы о размещении своих войск, Наполеон удалился на ферму Ле-Кайю, где обсушился у большого костра. Фермер и его семья бежали. Слуги императора приготовили для него походную кровать с зелеными атласными драпировками и золотыми кистями; повар и его помощники готовили еду на кухне; наверху были приготовлены комнаты для пажей и штабных офицеров, а для остальных — на дворе и в амбарах — были разбросаны кучи соломы.
После обеда Наполеон изучил постоянно поступавшие сообщения. Курьер из Парижа привез из дома новости о политических событиях; Наполеон обратил на это особое внимание, продиктовав письма, которые нужно было немедленно отвезти обратно в столицу. Он уделил гораздо меньше внимания сведениям, привезенным в 9 часов генералом Мийо, хотя знал, что непосредственно сейчас они имеют гораздо большее значение. Генерал сообщал, что на пути из Марбе в Катр-Бра разведгруппа заметила с правой стороны колонну прусской кавалерии, направлявшейся из Тийи в Вавр. Маршал Груши был настолько озабочен этой новостью, что стал убеждать Наполеона отозвать обратно часть солдат; однако Наполеон не стал его слушать. Он задал жару пруссакам накануне и полагал, что всё целиком в его руках. Его гораздо больше беспокоила политическая ситуация дома. Донесение из Парижа содержало сообщение о необыкновенно бурном заседании палаты депутатов за день до того, и его скорее заботило то, как приструнить членов парламента, нежели предстоящие битвы. В дополнение к этому его беспокоило обнаруженное среди донесений анонимное письмо, угрожавшее ему смертью.
В 10 вечера маршал Груши написал Наполеону:
«Сир,
имею честь сообщить Вам, что я занял Жанблу, и моя кавалерия находится в Совеньере. Силы противника, численностью около 30 000 человек, продолжают отступать… Из многих источников стало известно, что по прибытии в Совеньер они разделились на три колонны; одна, по-видимому, пошла по дороге на Вавр, пройдя мимо Сарт-а-Вален, в то время как остальные направились в Перве. Из этого можно заключить, что одна часть намерена присоединиться к Веллингтону, центр под командованием Блюхера отступит к Льежу, тогда как другая колонна с артиллерией отступит к Намюру. Генерал Эксельманс имеет приказ послать сегодня вечером в Сарт-а-Вален шесть эскадронов, и три эскадрона — в Перве. Действуя в соответствии с их данными, в случае, если значительные силы пруссаков отступят к Вавру, я последую за ними, чтобы не допустить их возвращения в Брюссель и отделить их от Веллингтона. Однако, если подтвердятся сведения о том, что основные силы идут к Перве, я буду преследовать их по дороге в этот город…»
Офицер кавалерии выехал под проливным дождем, чтобы отвезти письмо в штаб Наполеона, расположенный в Катр-Бра. (Несмотря на желание Наполеона поддерживать постоянный контакт с Груши, казалось, не было даже предпринято попыток сообщить Груши, что основные силы армии продвинулись на север по брюссельской дороге.) Он получил указание не возвращаться без ответа. Была полночь, когда он добрался до Катр-Бра и увидел там картину страшных разрушений; повсюду лежали тела убитых, раненые тщетно молили о помощи. Обнаружив, что ставка императора переехала, он поехал по дороге на Женапп вместе с группой изможденных солдат, которые все еще шли, предпочитая двигаться под мокрыми деревьями, нежели присоединиться к тем, кто пытался отдохнуть на близлежащих полях.
В это время Блюхер в Вавре уже имел под рукой все четыре собравшиеся армии. Дисциплина и организованность позволили пруссакам сделать то, что Наполеон считал невозможным. Корпуса Тильманна, дошедшие до Вавра лишь к 9 вечера, ливень заставил идти со скоростью два километра в час. Потому обвинения, выдвигаемые против Груши некоторыми историками относительно предосудительной медлительности его передвижений, представляются не очень справедливыми. Уссей просто впадает в ярость по поводу того количества времени, которое понадобилось Груши, чтобы достичь Жанблу, и того факта, что он остановился там на ночлег; однако Груши был добросовестным и опытным военачальником и, без сомнения, не понаслышке знал о том, что значит вести голодных и усталых людей со всем снаряжением по плохим дорогам и затопленным полям под проливным дождем. Если к полуночи он оказался значительно дальше от поля Ватерлоо, чем Блюхер, это была вина Наполеона, который обрек его на это столь запоздалое преследование прусской армии.
