К тому времени Веллингтон заделал все опасные бреши и усилил свою линию обороны. Он не только приказал войскам Брюнсвика держаться в центре, но и сам встал во главе них. У них в тылу находилась часть нассауского контингента Круза, дивизия Шассе прибыла из Брен-л'Аллё, и кавалерия Ванделёра и Вивиана скорой рысью подошла с левого края линии. Барон Мюффлинг догнал генерала Цитена и объяснил ему подлинное положение дел. «Битва проиграна, — сказал он, — если 1-й корпус не придет герцогу на помощь». На это Цитен развернул своих людей, вверив Мюффлингу руководство наступлением. Как только они удостоверились в приближении пруссаков, Ванделёр и Вивиан отошли к центру линии. Так Веллингтон приготовился к нашествию Императорской гвардии.
Кавалерию Цитена было видно над фермой в Папелотте, а пехота проходила к Смоэну. Из Парижского леса появился Пирх I со своим корпусом, готовый присоединиться к Бюлову и помочь ему в новой атаке на тыл французов.
Блюхер вступал в бой тремя корпусами пехоты и мощной артиллерией и кавалерией; у него в этом районе уже было чуть меньше 52 000 человек. Из Вавра по плохим деревенским дорогам были успешно привезены 104 пушки вместе с боеприпасами. Линия Веллингтона стояла твердо; солдаты, несмотря на усталость и все меньшее количество боеприпасов, при виде корпуса Цитена воспряли духом. Издалека было слышно, как в Лимале и Вавре стреляют пушки Груши и Тильманна.
Граф Друо привел от брюссельской дороги к Бель-Альянсу девять батальонов Императорской гвардии. Нею приказали подготовить корпус д'Эрлона к поддержке новой атаки и собрать всю, какую возможно, кавалерию. Пока квадраты гвардии двигались вперед, через поле на правый край линии Веллингтона прискакал галопом французский дезертир; он сообщил о надвигающейся атаке и даже указал место, куда они будет направлена.
Солнце заходило за горизонт. После того как почти весь день оно пряталось за тучи, теперь оно сияло во всем своем великолепии, бросая длинные косые лучи на нависавшие над Ватерлоо тучи. Несколько часов назад, на восходе, Наполеон заявил, что еще до заката оно должно будет осветить руины Англии. Глядя в подзорную трубу, он наблюдал через поле линию Веллингтона; слева продолжалась ожесточенная борьба вокруг Угумона, который еще удерживали англичане. В центре пехота Кио, Донзело и Марконье стреляла со склона перед Оэнской дорогой, а Дюрютт, занимая Ла-Э и Папелотт, опасался подхода войск Цитена, которые приближались к нему со стороны Смоэна. Солдаты Дюрютта уже вели себя неспокойно при виде появлявшейся на их фланге неизвестной колонны. Усталая и поникшая кавалерия в долине бездействовала.
Положение Наполеона становилось катастрофическим, и сейчас единственно возможным разумным шагом для него было сохранить как можно больше своих солдат и использовать Императорскую гвардию для прикрытия отступления. Действительно, в Ле-Кайю командир егерей уже принял решение отправить в тыл весь оставленный на его попечение обоз. Он приказал задержать дорожный экипаж императора в дальнем конце Женаппа, отправив весь остальной транспорт по дороге к Шарлеруа. Но Наполеон отказался от своего последнего шанса.
По обеим сторонам стрельба начала стихать, боеприпасов становилось все меньше, но затем французские батареи усилили огонь. Наполеон выступил вперед, чтобы обратиться к солдатам корпуса д'Эрлона, которых Ней сейчас перестраивал, он говорил о необходимости превзойти самих себя и проложить ему дорогу в Брюссель. В Бель-Альянс прибыли шесть батальонов Средней гвардии, он приказал им строиться поскорее. Обращаясь к ним, он использовал все свое красноречие для поднятия их боевого духа, пообещав им победу, а заодно и то, что Груши вот-вот прибудет к полю битвы, дабы ударить противнику в тыл. Последнее сообщение было также распространено офицерами, которых Наполеон поспешно разослал по всему полю. Груши идет сюда, и с ним 30 000 человек! В бой вступает гвардия, и сегодня мы победим! Даже генералы не были посвящены в тайну этого жульничества. «Рейль, д'Эрлон и подчиненные им генералы, — сообщает Шаррас, — получили эту новость от Лабедойера, адъютанта Наполеона». Это мошенничество произвело моментальный эффект; по мере того как войска готовились к требуемому финальному удару, к ним возвращалась надежда. Однако, хотя они с охотой готовились к наступлению, на энергичные действия, о которых говорил Наполеон, были уже неспособны. Пехота Рейля попыталась напрячь усилия в Угумоне, но безрезультатно; солдаты д'Эрлона стремились еще раз пробиться к Оэну, но их заперли в тупике войска Брауншвейга и Нассау под командованием Веллингтона. Что касается кавалерии, то, за исключением отряда перестраивавшихся кирасиров, она была чересчур подавлена для нового наступления.
Гвардия шла вперед. «Черная масса гренадеров Императорской гвардии надвигалась от Бель-Альянса под звуки музыки, во главе стоял сам великий Наполеон», — так вспоминает об этом английский наблюдатель. Разместив один батальон на возвышенности между Ла-Э-Сент и Угумоном, Наполеон повел остальные пять на английскую линию и, по-видимому, был намерен лично возглавить атаку. Он закончил свое обращение к ним воинственным кличем: «Tout le monde en arriere!» («За нами весь мир!» — фр.), что предполагало его движение впереди колонны. Некоторое время он действительно шел во главе войск, но, когда они достигли Ла-Э-Сент, он уступил свое место маршалу Нею и укрылся в гравийном карьере. Свидетель этих событий вспоминает:
«Эта прекрасная и ужасная колонна, ранее им возглавляемая, проходя мимо, увидела его и продефилировала мимо для наступления, нацелившись на подножие холма, прямо на квадраты пехоты неприятеля, которые Буонапарте сам не мог видеть с того места, которое занимал, хотя он действительно сидел совсем рядом с неприятельскими батареями. Он провожал проходящие мимо него войска улыбкой и выражениями уверенности и одобрения. Поступь этих старых солдат была тверда, в ней было что-то торжественное. Они выглядели очень свирепо. Меж ними царила зловещая тишина. На их лицах возникло выражение смешанного чувства удивления и неудовольствия при виде Наполеона, который, как они думали, шел впереди них».
Гвардию в бой повел маршал Ней. Ее передний край прикрывала пехота д'Эрлона, оказавшаяся немедленно занята в бою к западу от Ла-Э-Сент, сами они направились наискось на северо-запад, с прицелом на правый центр линии Веллингтона. Пять батальонов двигались эшелоном. 1-й батальон 3-го полка гренадеров вел маршал Ней, во главе также ехал генерал Фриан; слева за ними шли 4-й полк гренадеров и 1-й и 2-й батальоны 3-го полка егерей, которые постепенно сливались в одно подразделение, и, наконец, 4-й полк егерей у левого края. Генералы медленно ехали во главе своих батальонов, войска двигались необыкновенно ровно и красиво.
Над полем нависали тучи серого дыма, заходящее солнце пронизывало его золотыми лучами. Битва продолжалась выше Ла-Э-Сент, где герцог руководил брауншвейгцами, нассаусцами и ганноверцами против пехоты д'Эрлона. Британская конная артиллерия и полевые бригады стояли, выстроившись полукругом вдоль склона, который шел из Оэна в тыл Угумона. Сейчас они открыли огонь по передовым батальонам гвардии, посылая на их фланг двойные залпы крупной картечи из тридцати пушек. Маршал Ней упал со своей пятой лошади, поднялся и продолжил руководить колонной пешком. Сомкнув ряды, гренадеры двинулись вперед, достигнув Оэнского проселка, отттеснив кое-кого из брауншвейгцев и захватив оставленные на время пушки. Затем, слегка отклонившись, они атаковали бригаду Халкетта, и 30-й и 73-й полки вынуждены были отступить перед ними. Генерал Фриан был ранен, упал с лошади и был отвезен в тыл. Остановившись в Ла-Э-Сент, он поговорил с Наполеоном и уверил его, что гвардия уже прорывает оборону Веллингтона и что победа достигнута. Наполеон, который все еще скрывался в гравийном карьере, ожидал прибытия трех батальонов Старой гвардии, которая должна была последовать в бой за Средней гвардией. Принятое тогдашним французским обществом представление гласило, что время от времени он рвался к линии фронта, от чего Бертран и другие всячески его удерживали, говоря, что от его жизни зависит безопасность Франции и армии. Его легко удалось отговорить от любых поспешных действий, и было замечено, что когда требовалось отослать распоряжения, посылали всегда тех, кто молчал, а не тех, кто напоминал ему о ценности его жизни.
