Слева от позиций сэра Колина Халкетта генерал Шассе поставил батарею, которая открыла огонь по французским гренадерам; затем бригаде Дитмерса, численностью 3000 человек, было приказано идти в штыковую атаку на левый фланг французов и оттеснить их вниз по склону. К этому времени второй батальон гвардии — из 4-го гренадерского — прибыл к месту событий. При поддержке артиллерии он атаковал соседний квадрат справа от бригады Халкетта, состоявший из 33-го и 69-го полков. Среди этих полков, и так уже страшно поредевших после мощных кавалерийских атак, появились признаки поражения; но сэр Колин Халкетт схватил знамя 33-го полка и встал, размахивая им над головой. Его ранило, и он упал, но его мужество воодушевило его солдат. Они смогли удержать позиции и отбить атаку.
1-й и 2-й батальоны 3-го полка егерей находились в пути к месту атаки, которое сейчас защищала бригада Мейтленда. Герцог Веллингтон, заметив их приближение, поехал прямиком в полевую бригаду Болтона и дал указание хорошенько следить за ситуацией.
Вся картина находилась в постоянном движении. Гренадеры еще отступали в долину; последний батальон колонны Нея шел вперед вместе с группой поддержки, состоявшей из кавалерии. Наполеон ехал из Ла-Э-Сент вниз, в долину, навстречу трем батальонам Старой гвардии, которые как раз покидали Бель-Альянс, чтобы построиться для атаки.
Артиллерийский огонь с английской линии ослабел по причине нехватки боеприпасов; но когда егеря приблизились к позициям Мейтленда, бригада Болтона открыла огонь прямой наводкой, нанеся тяжелейшие потери. Егеря не дрогнули и продолжали идти, достигнув самых верхних позиций. Лежа среди высоких колосьев позади улочки, их поджидала гвардия Мейтленда, и, по команде герцога Веллингтона: «Гвардия! Встать, приготовиться!», они вскочили на ноги и открыли по егерям огонь, чего те совершенно не ожидали. Около 300 французов пало, и, пока остальные стояли в замешательстве, Веллингтон дал приказ об атаке. Британская гвардия с победоносным кличем ринулась вперед, и егеря смешались и побежали вниз по склону. Но тогда в бой вступил 4-й егерский полк, и британская гвардия вернулась к своей линии и стала ждать новой атаки.
4-й егерский полк, последняя из наступательных колонн Нея, дошел до линии Веллингтона. Гвардия Мейтленда и бригада Халкетта ждали их, а бригада ганноверцев Уильяма Халкетта появилась со стороны Угумона, чтобы ударить по ним с тыла. 52-й полк легкой пехоты бригады Адама был спрятан на склоне по ту сторону линии союзников, справа от гвардии. Сэр Джон Колборн, их командир, наблюдал, как егеря поднимаются по склону на самый верх. По своей инициативе выбрав подходящий момент, он вывел 52-й флангом за крайнюю левую роту, поставив его почти параллельно левому флангу атакующей колонны, по которой открыл огонь. Захваченные врасплох французы развернулись навстречу новой напасти и начали стрелять с фланга. Но гвардия Мейтленда и 95-й стрелковый полк открыли по ним огонь с линии фронта, и, пойманные с двух сторон, те сначала отступили, а затем дрогнули и беспорядочно побежали. Двигавшийся необыкновенно ровно и спокойно 52-й полк получил приказ о штыковой атаке и с победными кликами двинулся вперед, возглавляемый сэром Джоном Колборном. За ним последовали 71-й полк и 95-й стрелковый полк (т. е. остаток бригады Адама), они обошли поле кругом, постепенно приближаясь к южному краю фруктового сада в Ла-Э-Сент и таким образом вынуждая 4-й егерский полк увлечь за собой в отступление все подразделения справа от себя. Маневр Колборна удался блестяще, разительно контрастируя с теми передвижениями, которые на протяжении дня предпринимала французская сторона и которые были совершенно прозрачны для неприятеля. Теперь герцог приказал наступать кавалерии Вивиана, и эти непоколебимые всадники прошли флангом на поле через пустое пространство, оставшееся после бригады Адама.
Было 8 вечера. Солнце утопало за горизонтом, от сырой земли поднимался тяжелый туман. Пехота Рейля еще билась вокруг Угумона, однако бригады Донзело, Кио и бездействующая французская кавалерия сами отступили при виде поражения Средней гвардии. На всем протяжении французской армии послышался крик: «La Garde recule!» На правом крае панику подняла пехота Дюрютта, когда поняла, что огромное скопление кавалерии и пехоты, надвигающееся с холмов Оэна, — вовсе не долгожданная армия Груши, а корпус Цитена. Вытесненные пруссаками из Папелотта и Ла-Э-Сент, они бежали в тыл с криками: «Nous sommes trahis!» («Командиры нас предали!» — фр.) и «Sauve qui peut!» («Спасайтесь кто может!» — фр.).
Герцог Веллингтон при виде французского отступления по всему фронту понял, что настал черед его армии, которая выдерживала атаки противника в течение восьми часов, перейти в наступление. Стоя на вершине холма рядом с позициями Мейтленда, где лучи заходящего солнца очерчивали его темный силуэт, он поднял свою шляпу и помахал ею в воздухе. Его офицеры по всей линии фронта поняли этот сигнал. Загремели барабаны, в знак грядущей атаки взревели горны, заиграли волынки, и все выжившие солдаты армии двинулись вперед по равнине, преследуя неприятеля.
Идти было трудно. Мерсер только что видел, как мимо него проехал герцог, «очевидно, сильно уставший», а затем наблюдал, как из тыла продвигается вперед цепочка пехоты, «медленно, прижав ружья к груди, по колено в густой липкой грязи, произнося при этом нечто вроде слабого подавленного «ура!». Они прокладывали себе дорогу, перешагивая через многочисленные тела… они задыхались от усталости и почти не образуя собой линии». Проезжая по полю, герцог догнал 52-й полк. «Идите, Колборн, идите! — кричал он. — Не давайте им времени на сборы!» И 52-й, разойдясь дугой по полю справа налево, продолжал идти без передышки, пока не достиг брюссельской дороги перед фруктовым садом Ла-Э-Сент, в восьмистах ярдах от начальной точки атаки. Местами поле было затоплено настолько, что вода доходила солдатам до колен. Именно это помогало изматывать французов, пока они весь день бесконечно атаковали через поле.
52-й полк вынудил французскую гвардию отступать без остановки. «Наверное, в истории невозможно найти другой пример, — говорит Шоу-Кеннеди, — когда столь малая сила, как та, которой управлял Колборн, оказала бы столь значительное влияние на исход великой битвы». Французы отовсюду бежали назад, к своей линии обороны; Ла-Э-Сент и Угумон были брошены; батальон гренадеров, который Наполеон оставил в резерве возле Угумона, отступал квадратами; к востоку от брюссельской дороги дивизия Дюрютта беспорядочно бежала от пруссаков, за исключением бригады бригадира Брю, которая отступала строем.
На поле битвы хлынул корпус Цитена. Некоторые из его солдат присоединились к Блюхеру под Планшенуа, некоторые пересекли брюссельскую дорогу и находились недалеко от Угумона. В неразберихе сумерек одна из прусских батарей встала в 400 ярдах от войск Мерсера и начала поливать их мощным нескончаемым огнем. Не зная, кто по ним стреляет, измученные шотландские артиллеристы медленно развернули две пушки левого фланга и ответили стрельбой. Вскоре подъехал взбешенный офицер и потребовал немедленно прекратить стрельбу по его прусским союзникам: Мерсер тут же удовлетворил его требование. Офицер уехал, но пруссаки продолжали стрелять, и вскоре из войска, столь храбро выстоявшего в этот день, не осталось почти никого. Выжившие были обязаны своим спасением своевременному прибытию бельгийской батареи, где все расчеты были пьяны. Они встали слева от Мерсера и открыли огонь по пруссакам, и только после этого те отступили. В то же самое время британская артиллерия получила приказ двигаться вперед, и к Мерсеру галопом подлетел адъютант с инструкциями. «Вперед, сэр! Вперед!» — прокричал он. «Как, сэр?» — ответил Мерсер, показывая на жалкие остатки его когда-то блестящей артиллерии; пушки были разбиты, земля усеяна телами мертвых и умирающих людей и лошадей. Адъютант молча уехал. Мерсер пишет:
